— Ангел Азирафель, ответствуй: родила ли смертная дева младенца Иисуса? — тон Гавриила был исключительно официальным, но силу голоса он все-таки уменьшил.

— Да, родила в полночь, мальчика. Его назвали Иисус? Я не знал…

— Тебе и не надо. Твоя миссия окончена, возвращайся.

И, прежде чем раствориться в потоке белого света, Гавриил добавил:

— Общение со смертными плохо отразилось на твоих манерах.

Впрочем, последних слов ангел не расслышал: ему показалось, что Мария проснулась, и он прислушивался к тому, что происходило в хлеву.

Прошли годы. Старик Иосиф умер. Иисус в двенадцать лет совершил первое чудо.

— Я очень боюсь за него, — призналась Мария Азирафелю, который все это время украдкой навещал ее, и однажды проболтался, кто он есть на самом деле. — Если бы у меня родился обычный мальчик, я знала бы наперед: он обучится ремеслу, женится, родит мне внуков… А какой будет судьба Спасителя?

— Думаю, ему предстоят великие дела, — предположил ангел. От Непостижимого замысла всего можно было ожидать, поэтому он не хотел раньше времени пугать женщину.

— Азирафель, я никогда ни о чем не просила тебя… Могу ли попросить сейчас?

Дождавшись его кивка, Мария взмолилась, забыв в ту минуту и о Благой Вести, и о Святом Духе, став из девы-родительницы Спасителя просто матерью:

— Молю тебя, ангел, сбереги моего сына!

Что он мог ответить, существо без собственной воли, способное лишь собирать горшки из черепков? «Я постараюсь, Мария...»

Позже Азирафель очень долго убеждал себя, что сделал все, что мог. В ночь после того, как прокуратор Иудеи произнес на площади приговор, были подкуплены тюремные стражи, и готова чистая богатая одежда, и стояли на дороге в Вифанию сменные лошади, и ждал верный Левий Матвей, чтобы оберегать в пути, — но с Неба рухнул приказ: казнь должна состояться.

Азирафель кое-как заставил себя прийти к Марии и признался в своем бессилии. Вот тогда он и услышал ее крик — низкий, хриплый, страшный. Она упала на пол, на тот самый пол, с которого когда-то ее светлый гость поднимал осколки разбитых кувшинов... Сейчас он бросился, чтобы поднять ее саму. Усадил на лавку, принес воды, искательно заглянул в глаза, — и вздрогнул, наткнувшись на ее помертвелый взгляд.

«Уходи, Азирафель. Ты всегда был добр ко мне, но сейчас уходи. И больше не возвращайся».

В тот день ангел как никогда был рад демону, вышедшему из-за левого плеча, и впервые в жизни согласился вечером выпить вместе с ним.

— «Цекуба», тридцатилетнее, не пожалеешь, — искушал Кроули.

Ангелу было все равно, что пить: изысканное вино италийских виноградников или грубый местный шикер. Надравшись до зеленых херувимов, он грозил кулаками небу, и так ругался, что демон поначалу слушал, приоткрыв рот от изумления, а потом кое-как скрутил буяна и сунул головой в ближайший ручей, чтобы заткнулся и хоть чуть-чуть протрезвел.

Это помогло. Азирафель сидел на прибрежном валуне, вытирал со щек воду, смешанную со слезами, и слушал, что ему втолковывал Кроули, трезвый и мрачный: «Пока ты ангел — держи язык на привязи. Мою контору чем сильнее поносишь, тем больше ей нравишься, а твоя может и молнией шарахнуть. По себе знаю».

Мария надолго пережила сына. Азирафель случайно увидел ее в Раю и не узнал в благостной степенной матроне смуглую худышку с лучистыми глазами. Для церкви в Пьяченце ее тоже нарисовали не так — слишком красивой, нарядной, величественной. Только в выражении глаз и жесте, с которым она прижимала к груди маленького Иисуса, осталась та, настоящая Мария. Все-таки Рафаэль был гений.

***

Уже наступил вечер, когда Азирафель выбрался из оврага на окраине Тадфилда. Ангел чувствовал себя совершенно разбитым, воспоминания о Марии словно выжали из него все соки, но зато теперь он точно знал, чем займется в ближайшее время. Ради памяти одной смертной женщины он обязан разыскать другую. Интуиция у ангела была развита превосходно, и он имел все основания полагать, что поиски не окажутся напрасными.

Ночью ему позвонил Кроули, как всегда, бесцеремонный и энергичный, а утром явился сам — и такой злой, каким Азирафель не видел его уже давно.

— С-с-волочь Х-хас-с-стур, — шипел он, метаясь по комнате, тараща желтые глазищи и совершенно по-змеиному поводя головой, — ос-с-сквернил, ис-с-споганил...

Зная, какое успокоительное поможет, Азирафель молча плеснул в стакан бренди на три пальца. Кроули опрокинул его рот с жутковато отросшими клыками, шумно сглотнул, задержал дыхание, выдохнул и стал прежним.

— Уф-ф... спасибо.

Упав в кресло, вытащил из нагрудного кармана пиджака стильные темные очки, но передумал надевать и сунул обратно.

— Налей еще. Хастур...

— Только без ругательств, — перебил ангел, наклоняя графин над стаканом, — иначе не стану слушать.

— Хастур, похоже, решил добраться до меня, наплевав на обещание Вельзевул. Сегодня утром выхожу я к моей красавице, а на ней... с-с-с...

— Кроули, — Азирафель предостерегающе поднял ладонь.

— На ее капоте, блестящем, черном, идеально гладком капоте следы его поганого пальца! Да, его! Потому что, во-первых, вот, — Кроули сунул ангелу под нос указательный палец, на котором вдруг вырос длинный острый ноготь с оранжево-красным, словно раскаленным концом: — металл оплавился, во-вторых, написано ругательство, а в-третьих... — демон без спроса схватил графин с бренди и отхлебнул прямо из горлышка, — с ошибкой! Идиот безграмотный...

— Тебе было бы легче, если б он написал правильно?

— Очень смешно. Короче, мне снова нужна святая вода и побольше. Его безграмотность не помешает ему меня убить. Именно это он и задумал, я уверен.

— Прямо сейчас у меня нет воды, — ангел убрал в буфет остатки бренди, — но, думаю, смогу ее достать.

— Как скоро?

— Надеюсь, трех дней мне хватит. И услуга за услугу, Кроули.

— Ты все сильнее мне нравишься, ангел. Мало того, что в глубине души ты гад, так еще и меркантильная зараза. Какая услуга?

Азирафель улыбнулся, точно услышал комплимент.

— Я решил разыскать его мать. Мать Антихриста. Поможешь мне?

— Его мать... — задумчиво проговорил демон. И с непередаваемым чувством повторил: — М-мать его!

Глава 4. Большой секрет для маленькой компании

— Два вопроса: как ты намерен ее искать и зачем она вообще тебе понадобилась? — сказал