Шрифт:
Закладка:
Тогда так: Айза с баночкой крысиного яда не может открыть дверь и высыпает этот яд в чайник. И вдруг в голове пронеслась страшная мысль: папа придёт с работы и захочет выпить чаю. А там яд. Бабушку я уже практически похоронила.
– Тётя Лиза, не убивайте меня, пожалуйста! – заплакала я, и Сашка стал мне подвывать.
– Девочка моя, ты о чём? Что случилось? Кто там у тебя? Открой немедленно дверь, слышишь?
Я слышала, но комод был достаточно тяжёлый, к тому же мы с Сашкой подпирали его своими телами. И тут мы услышали дикий грохот в коридоре: это упала выбитая дверь. Потом – крики, кого-то повалили на пол, и в нашу комнату постучали: «Дети, вы там? Это милиция. Откройте дверь!»
Мы попытались отодвинуть комод, но у нас ничего не получилось: толкать его было гораздо легче.
– Дяденька милиционер, мы не можем. У нас комод застрял.
Дяденька милиционер поднажал на дверь, и она, отодвинув злосчастный комод, немного приоткрылась. Милиционер ещё раз поднажал, и мы, вцепившись в комод, сумели сдвинуть его с места.
Когда мы вылезли из комнаты, увидели жуткую картину: на полу в наручниках сидела Лиза и рыдала. Выбитая входная дверь тоже лежала на полу. В комнате стояли наши соседи: тётя Света и дядя Миша.
– Понятые, вы здесь?
– Здесь, – почему-то ответила тётя Света.
– Кто вызывал милицию?
– Я, – смело сказал доблестный мальчиш-кибальчиш Сашка Макаров.
В этот момент к дверному проёму подошла бабушка Варя. Она увидела выбитую дверь, ворвалась в комнату и кинулась ко мне.
– Что случилось, душа моя? – дрожащим голосом спросила меня бабушка, ощупывая мою голову, осматривая руки и ноги.
– А ты разве не умерла? – рыдая, спросила я бабушку.
– С чего вдруг я должна умереть?! – воскликнула бабушка, и тут её взгляд упал на плачущую Лизу в наручниках.
– Что тут происходит? – строго спросила бабушка Варя и грозно пошла на милиционера.
Милиционер попятился, но вовремя вспомнил, что он представитель законной власти.
С работы пришёл папа, все долго разбирались, составляли протокол, потом поехали в милицию и вернулись только к ночи, предварительно отвезя Сашку домой. Я старалась не думать о том, что будет с Сашкой. Папа поднялся к ним в квартиру, о чём-то долго говорил с Сашкиным отцом, и мы поехали домой на такси, так как ни у кого не было сил идти пешком.
Пока мы были в милиции, к нам приехал дядя Коля и починил дверь. Папа правду говорил: дядя Коля был превосходным слесарем, особенно когда не пил «водовку».
Несмотря на позднее время, папа усадил нас всех за обеденный стол. Он строго посмотрел на плакавших меня и Лизу, на гордо державшую голову бабушку и тихо сказал:
– Дорогие мои женщины, уважаемая Варвара Степановна, я очень любил вашу дочь. Любил так, как может мужчина любить женщину. Но она оставила нас, подарив Тыковку. Простите Машу. Я – живой человек, и Маше нужна мама. Я привёл в дом Лизу потому, что она порядочный человек и очень мне нравится. И я надеюсь, это взаимно. Я не могу всю жизнь прожить один. К тому же у нас скоро свадьба, нравится вам это или нет. Я вас очень прошу, Варвара Степановна, принять Лизу. Иначе нам всем придётся несладко. И я прошу не настраивать Марию против моей невесты. Если вы меня услышали – кивните, пожалуйста.
Бабушка, подумав, кивнула.
– А вас, Мария Борисовна, я попрошу со всем уважением отнестись к Лизе. Я не настаиваю на том, чтобы вы называли Лизу мамой. Если захотите – другое дело…
Бабушка сердито кашлянула, а папа, серьёзно посмотрев на неё, продолжил:
– Если захочешь, то когда-нибудь назовёшь.
– А если не захочу, как мне называть её?
– Можно просто Лиза, – вмешалась в разговор Лиза.
– А можно тётя Лиза? – спросила я.
– Конечно, можно, – быстро ответила Лиза и впервые посмотрела мне в глаза. Не на потолок, не в угол комнаты, а мне в глаза. И я увидела, что она вовсе не злится на меня.
Папа пожелал нам всем спокойной ночи и впервые не зашёл в мою комнату. Наверное, он всё ещё был зол на меня и бабушку.
Бабушка уложила меня в постель, поцеловала и прошептала:
– Ничего, душа моя, устоится, успокоится. Спи, радость моя! И прости меня.
– За что, бабушка?
– За всё, родная…
И я заснула крепко-крепко.
Глава девятая
Как пионеры-герои
– Анна Генриховна, можно мне уйти сегодня после третьего урока?.. Мне сидится, но вот записка от папы. Не нужно читать её вслух! Я вас прошу!.. Не нужно поздравлять меня с новой мамой. Она мне не мама. Почему это сейчас она займётся моим воспитанием? Раньше папа и бабушка занимались. Плохо занимались? Вы дура, Анна Генриховна!.. Нет, простите, не нужно папу в школу сегодня вызывать! У нас сегодня свадьба! Вы не можете испортить нам свадьбу! Ну пожалуйста, не тащите меня к директору! Я опоздаю! Я не плачу, мне просто больно!..
У директора школы Савелия Фёдоровича всегда было полно забот. Этот кабинет я изучила досконально. И прихожую, где сидела секретарша Галочка, я тоже изучила, потому что, прежде чем попасть в директорский кабинет, нужно было ждать в кабинете секретаря. Я смотрела, как Галочка быстро-быстро печатала какие-то приказы на печатной машинке, и тихо завидовала: она так близко от директора, но ей бояться Савелия Фёдоровича не нужно. Её не ругают за «хамство», её родителей не вызывают в школу. Савелий Фёдорович был из рабочих-крестьян и очень гордился своим происхождением. Когда-то назначенный на эту должность, он продолжал нести рабоче-крестьянское знамя в массы. Так говорил мой папа.
Савелий Фёдорович терпеть не мог две категории людей: недобитых дворян и еврейскую интеллигенцию. Я попадала под обе статьи. Когда он выступал перед нами на каком-то очередном празднике, то всегда говорил о том, что именно «недобитые дворяне и им подобные, а также масоны изнутри подрывают устои нашей страны и мешают строить коммунизм во всём мире…»
Как именно они подрывают, я попыталась выяснить у папы, но он ответил как-то неопределённо:
– Это дураки мешают строить коммунизм, Тыковка. Я вообще не понимаю, на черта мы его строим. Кому он нужен?
– Борис Семёнович! Прикройте рот, пожалуйста. Вы нас всех подведёте под монастырь, – возражала ему бабушка.
– Вас, Варвара Степановна, в монастырь не возьмут. Вы в Бога не верите.
– Это я не верю? Ещё как верю. Это вы, Борис Семёнович, не верите ни во что и Марию растите атеисткой.
– Тогда можете уже собираться, Варвара Степановна.
– Не дождётесь, Борис Семёнович. Пока Марию на ноги не поставлю, не уйду. А там видно
