— Ладно, какой у тебя любимый фильм? Можем его посмотреть.

— Пятница 13-е. Восьмидесятого года, — сказала Лора первое, что пришло в голову.

— Это тот, в котором вожатые, словно магниты, притягивают неприятности? Знаешь, я даже не удивлен, что это твой любимый фильм, — он хохотнул, поднимаясь на ноги.

Лора успела пихнуть его в плечо.

* * *

— Они трахаются и притягивают неприятности, — цокнул Трэвис, когда на экране шла сцена, в которой парня насквозь проткнули ножом, — Все мы такими были. Времена меняются, а люди — нет.

Лора фильм не смотрела. Она украдкой косилась на сидящего рядом шерифа и никак не могла сосредоточиться на чём-то другом. К Трэвису тянуло, будто магнитом, и она сопротивлялась изо всех сил, но понимала, что надолго её не хватит.

Шериф смотрел заинтересованно, почти не комментируя происходящее. Её умиляло то, как он погружается в фильм и будто сам оказывается его участником. Эта его черта была какой-то по-детски трогательной, наивной.

— Позволь? — тихо произнесла она, но шериф услышал. Не отрывая взгляд от экрана, он наклонил голову в сторону Лоры и подождал, пока она смахнёт с его скулы невидимую пылинку. Она только собиралась убрать руку, но Трэвис перехватил её за запястье и, притянув к своему лицу, коснулся губами тыльной стороны. Лора задержала дыхание, не смея пошевелиться.

Он так и не отпустил её руку. Сидел до конца фильма, сжимая её маленькую ладошку в своих больших.

* * *

За весь день на небе не было ни одной тучи, а под вечер закапал дождь, который не собирался заканчиваться, а только набирал обороты. Он настойчиво барабанил по окнам, аккомпанируя старому приёмнику, бережно протёртому от пыли рукой шерифа. Неизвестно, сколько лет он без дела пролежал в коробке до этого момента, но он всё равно продолжал исправно служить хозяину и старательно хрипел композициями 70-80-ых.

Лора и Трэвис ютились на маленькой кухне, пропахшей запахом чуть подгоревшей, но свежей и очень вкусной пиццы; для Лоры ещё присутствовал запах хорошего красного вина. Алкоголь раскрепощал — она пританцовывала в такт старым песням с бокалом в руках, иногда перебрасываясь с Трэвисом короткими фразами, над которыми особо не задумывалась и иногда рубила сплеча.

— Не думал, что ты ценишь песни времён моей молодости, — Трэвис поймал её за талию и отодвинул в сторону, чтобы пройти в узком проходе.

— Ты весь сегодняшний день напоминаешь о том, насколько ты старый, — Лора сделала глоток из бокала, допивая до дна, и отставила его на стол, — Может, хватит?

— Не знаю, — Трэвис отрезал неровный кусок пиццы, — Наверное, для меня это больная тема, поэтому я так часто её поднимаю.

Лора села на подоконник, разглядывая стекающие вниз дождевые капли и собственное отражение. Она долго думала, прежде чем ответить, но так и не придумала ничего лучше, чем уточнить:

— Хочешь провести сеанс психотерапии? Но учти, я ветеринар, а не психотерапевт.

— Нет, Лора, с этим я разберусь сам — всё просто и лежит на поверхности, — он говорил, размахивая куском пиццы, так и не откусив его, — Но я бы хотел поговорить о другом: о том, что сейчас происходит… Между нами.

Теперь пришла очередь Лоры закатывать глаза:

— Знаешь, что между нами происходит? Терапия. Этот вопрос мучил меня так долго, а ответ оказался так прост. Мы помогаем друг другу «заново учиться ходить» после всего, что случилось, — голос звучал чётко и уверенно, будто она говорила очевидные вещи, — Когда я это поняла? Когда резала колбасу на пиццу, а ты стоял рядом и резал помидоры. Я поняла, что мы на своих местах. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. И никого другого нам не нужно.

Она вскочила с подоконника и подошла к Трэвису, мягко обвила его шею руками:

— Это терапия она, понимаешь, краткосрочная. Потому что я пробыла у тебя всего ничего и уезжаю завтра вечером, — Лора пожала худыми плечами, — Не знаю, поможет ли она нам или нет, но, в любом случае, Трэвис, я так рада, что ты предложил мне остаться.

Трэвис молчал. То ли не зная, что говорить, то ли одурев от раскаленного до предела воздуха между ними, который они вдыхали вдвоём, находясь друг к другу очень близко.

— Меня к тебе тянет и этого не отнять, — продолжала она, — И это было всегда. В тюрьме, здесь. Видимо, я на подсознательном уровне чувствую, что ты можешь меня понять, можешь помочь, поэтому испытываю такое влечение.

Он только поджимал губы и смотрел куда-то в сторону. Молчал. Его руки обвили её талию, и они вместе покачивались в такт песне, которая доносилась из динамиков хриплого старика-приёмника.

— Это же «Died in your arms»! — неожиданно для самой себя узнала Лора, и в глазах её вспыхнули искорки. Она задвигалась активнее, раскачивая вместе с собой и Трэвиса.

— Она играла, когда я танцевал первый раз в своей жизни, — Трэвис будто очнулся от транса, заговорил чуть хриплым голосом. Лора поймала взгляд его карих глаз и, засмотревшись, растворилась в бесконечно-глубокой темноте, которая так манила, что сопротивляться было невозможно.

— Мы были вожатыми. В тот вечер она предложила уйти с дискотеки. Мы танцевали под эту песню, а в конце она меня поцеловала, — его губы растянулись в горькой усмешке, — А потом из кустов выскочили другие вожатые и сказали, что это розыгрыш. Они решили пошутить надо мной, потому что я всю смену бегал за этой девочкой, а ей было на меня всё равно. Больше, кстати, я ни разу не танцевал.

Они стояли, покачиваясь, и смотрели друг другу в глаза. Трэвис, который, казалось, потерялся от прямых откровений Лоры, снова приобрел уверенность. А Лора, в свою очередь, снова растаяла в его руках, замлела от прикосновений.

В такой обстановке сдерживать себя было невозможно: поддавшись порыву нежности, она приподнялась на носочках и быстро поцеловала его в уголок губ. Она коснулась его совсем на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы по всему телу распространилось трепетное тепло.

— Если что, это не розыгрыш, — быстро проговорила Лора, глядя куда-то вниз.

Трэвис выглядел ошарашенным. Она чувствовала, как его большие теплые ладони невесомо скользят вверх по её талии, пробуждая тысячи мурашек. Щеки всполыхнули, сердце бешено забилось. Наклонившись, Трэвис поймал её губы своими, сухими и потрескавшимися, поцеловал смазано и нежно, будто неумело.

— Поцелуй с той девочкой тоже был единственным в твоей жизни? — съязвила Лора в чужие губы, но каждое слово