имели доступ к нескольким колодцам, которые высасывали грунтовые воды. У более бедных людей не было ни колодцев, ни цистерн. Ларри удалось сопоставить доступ к цистернам и колодцам с социальным и финансовым статусом жителей. У самых бедных не было ни того ни другого, у следующей по уровню достатка категории был доступ к цистернам, у людей побогаче — к колодцам, а самые богатые могли пользоваться и тем и другим.

Ларри изучил записи за период с 1873 по 1884 год. Годовое количество осадков было, как правило, нестабильным: случались хорошие годы, когда удавалось сохранить много дождевой воды, и плохие, когда перед летом воды оставалось очень мало. Мой друг сравнил количество зимних осадков с уровнем стресса населения в последующий год. Самые засушливые годы были явно самыми напряженными. Именно тогда люди чаще пили загрязненную воду. Качество продовольственных поставок также было сомнительным, например, из-за разбавления молока. Легко восстановить ужасную картину подобной жизни.

Подробные записи позволили Ларри выяснить, где жили дети в возрасте до года, многие из которых умерли от диареи. Детальный опрос, проведенный в 1879 году во всех домохозяйствах, позволил определить, родился ли ребенок в доме с цистерной, колодцем, с тем и другим или ни с тем ни с другим. Результаты были ошеломляющими. Как и следовало ожидать, детская смертность при нормальных условиях была наиболее высокой среди более бедных людей, которые имели доступ лишь к худшей воде, и самой низкой среди более обеспеченных групп населения, которые могли получать воду из колодцев и цистерн. Затруднение возникло, когда Ларри рассматривал данные за годы с худшими условиями, когда сильная засуха ограничивала доступ к питьевой воде для гораздо большего числа людей. Можно ли предсказать результаты? Я не смог. Обнаружилось, что именно самые бедные люди выживали в этих условиях лучше всего! Они привыкли выживать, постоянно имея доступ лишь к плохой воде, поэтому когда наступала засуха, они меньше всего ощущали последствия. В те годы, когда выпадало большее количество осадков, более состоятельные люди жили хорошо, но как только дела шли плохо, они просто не справлялись.

Мой пример не далек от того, что, как мне кажется, зачастую стимулировало эволюцию человека. Я назвал это выживанием слабейших[23] — очевидно не без иронии, чтобы подчеркнуть тот факт, что не всегда сильнейшие и наиболее приспособленные к выживанию в конкретных условиях чувствовали себя так же хорошо в непредсказуемой и меняющейся среде. Те популяции, которые занимали основные районы, либо вымерли, либо переместились вместе со своей предпочтительной средой обитания, когда та сокращалась в размере или изменяла географическое положение в ответ на изменения климата. Они были консерваторами. Те же популяции, которые жили «на грани», должны были постоянно приспосабливаться к переменчивым условиям. Мастера на все руки, они могли даже не переселяться, когда условия окружающей среды ухудшались. И в самом деле, когда это происходило, эти умельцы (или новаторы) чувствовали себя лучше, чем остальные, их численность росла, а географический диапазон расширялся. Если происходил генетический обмен с основными популяциями, то новаторы постепенно побеждали консерваторов, и это могло казаться изменением внутри вида. Если же возникала генетическая изоляция между новаторами и консерваторами, например, в результате появления экологического барьера, тогда новаторы продолжали существование в качестве нового вида, в то время как другие популяции либо оставались неизменными, либо сокращались или вовсе исчезали.

Диапазон редколесий, пригодных для обитания африканских обезьян раннего миоцена, с которыми мы познакомились в этой главе, позволил целому ряду видов развиваться в новых направлениях. У каждого из них была своя особенная диета, и некоторым из них удалось отойти от привычного рациона, состоявшего из спелых фруктов. Мы можем наблюдать, как периферийные популяции обезьян, вероятно, вытесненные другими обезьянами из наиболее богатых мест обитания и не способные выживать, довольствуясь исключительно фруктами, постепенно приспосабливались к поеданию другой растительной пищи, от листьев до орехов. По мере того как эти популяции становились изолированными, любые новые изменения зубов или кишечника, позволявшие обезьянам легче переваривать альтернативные продукты питания, благополучно закреплялись.

Именно новаторы смогли превратить недостатки в успех. Альтернативная пища стала основой рациона новых видов, в то время как другие продолжили придерживаться первоначального рациона из спелых фруктов. Новая пища позволила некоторым видам переместиться в районы, в которые другие, из-за отсутствия там фруктов, никогда не могли переселиться, потому что попросту не смогли бы там выжить. Перемены в поведении, а затем и в анатомии, возникшие в результате вытеснения конкурентами на окраины лучшей среды обитания, в итоге стали преимуществом. В случае миоценовых обезьян это преимущество позволяло им распространиться за пределами Тропической Африки и использовать огромные территории сезонных субтропических лесов, которые покрывали обширные участки Африки и Евразии.

Не стоит забывать о роли случая. Он выходит на сцену не только чтобы повлиять на игру актеров. Он способен изменить и самих актеров. Около 20 миллионов лет назад у обезьян, перемещавшихся по ветвям деревьев при помощи четырех конечностей, появились гибкие суставы, которые, наверное, делали их повадки забавными. Кто мог подумать, что спустя много миллионов лет эти гибкие суставы пригодятся некоторым из их двуногих потомков, которые будут жить на земле? Кто мог предположить, что у этих потомков будет мозг, способный изобрести орудие из камня? Эволюция — это когда успешные формулы подходят для будущего. Однако на протяжении миллионов лет жизни на Земле такие формулы были в дефиците.

Глава первая

Дорога к вымиранию вымощена благими намерениями

Примерно полмиллиона лет назад группы людей жили в нескольких долинах на севере Испании, недалеко от сегодняшнего соборного города Бургос. В них легко было узнать людей по всем параметрам. Они были разумными, высокими и хорошо сложенными: средний рост составлял 1,75 метра, а вес — около 95 килограммов. Их мозг был сопоставим по размеру с нашим, жили они в социальных группах и, вероятно, обладали речью[24]. Более 5000 окаменелых человеческих останков, принадлежащих как минимум 28 особям, были обнаружены в Сима-де-лос-Уэсос («Яма костей»), в шахте одной из пещер на холмах Атапуэрка. По оценкам экспертов, находки из Сима-де-лос-Уэсос составляют 90 % всех известных окаменелых человеческих останков этого периода (рис. 3). Но как они туда попали? Этот вопрос остается неразрешенным. Вокруг него, как и вокруг многих других загадок доисторических времен, ведутся споры.

Рисунок 3. Откапываем череп гейдельбергского человека в Сима-де-лос-Уэсос, Атапуэрка (Испания). Фото: Хавьер Труэба / Madrid Scientific Films

Кроме большого количества