Шрифт:
Закладка:
Так, теперь пробежимся по второму сценарию. Итак, представим, что Гитлер разбил наши ВС и захватил, скажем, всю территорию по Уральский хребет…
– Командир! – Для Андрея даже предположение такое казалось святотатством.
– Ну что «Командир»? Не победит он, не сомневайся. Но вот на его место себя поставить мы обязаны. Минусов я вижу немного. Первое – это партизанское движение, второе – угроза от войск, отошедших за Урал. Американцам на нас наплевать, япошки сами ринутся Дальний Восток с Сибирью осваивать.
А вот с плюсами совсем жирно. Смотри: тут сходятся политическая и экономическая целесообразность с личными желаниями фюрера. То есть они уничтожают первое социалистическое государство, населённое низшей расой, да ещё и обладающее огромными ресурсами, которые, по справедливости, должны принадлежать рейху. Учти, они считают славян азиатскими дикарями, поэтому вывозить будут всё, от чернозёма до рабов. И последний плюс: если СССР падёт, британцы к Гитлеру сами приползут с Индией в зубах. Становясь, по сути, континентальной сверхдержавой, Германия поделит мир с Японией и Америкой. А информацию немецкая разведка черпает от белоэмигрантов, поэтому и не боятся шею сломать: думают, что мы забитые, отсталые, бегаем с кремневыми ружьями.
– Ну, Командир, так с этим надо на самый верх. Прям всё по пунктам разложил, неужели не поверят? – Капитан вскочил и нервно заходил по кабинету.
– Не мельтеши, воды вон выпей.
Дождавшись, пока капитан залпом высадит стакан и, немного придя в себя, снова сядет напротив, хозяин кабинета продолжил:
– Основные резоны «против» у наших генералов заключаются в том, что с Англией-то немцы уже воюют, а на два фронта Германия после Бисмарка воевать не посмеет. Да и вообще, может, и потом побоится Гитлер, опасаясь, что немецкий пролетариат революцию устроит.
Командир снова взглянул на часы и тоже плеснул себе воды в стакан, промочить горло. Время поджимало, пора было озадачить стоящих на плацу бойцов последней проверкой. Но и разговор с капитаном давно назрел. Командир предполагал, что с этим набором курсантов придётся возиться именно Андрею, так как сам он, скорее всего, безвылазно будет в командировках.
– Что касается официального рапорта наверх, сейчас я тебе обрисую место нашего соединения в структуре РККА.
Командир встал, подошёл к окну и достал из замаскированного сейфа тонкую серую папку.
– Не буду объяснять детально. В двух словах: хорошее отношение Шапошникова, Жукова и ещё кое-кого позволило нам получить уникальный статус. При формировании часть не вошла в структуру Пятого Управления Наркомата обороны, а стала отдельным диверсионно-штурмовым батальоном Генштаба РККА. То есть я напрямую подчинялся Шапошникову, а сейчас Мерецкову. Приказ напечатан в трёх экземплярах. О том, что мы не входим в Пятое Управление, знают меньше двадцати человек. Под мою ответственность разрешено тебя ознакомить. Если я сочту это необходимым.
Командир положил желтоватый бумажный листок приказа с несколькими строчками напечатанного текста и множеством печатей на край столешницы перед Андреем, придерживая его рукой за край:
– Читай!
Андрей прочитал и поражённо захлопал глазами. Нет, он, конечно, понимал, что истинная специализация части явно выходит за пределы компетенции даже армейского уровня. Да и по прикрытию ещё как посмотреть. Но произнесённые имена – это даже не окружной уровень. Быть ниже начальника Генштаба на две ступеньки! Казалось, его капитанские шпалы ожили, налились силой и сдавили горло.
– Ага, судя по очумевшему виду, кажется, до тебя стало доходить. Шутник, блин. В июле сорокового, когда Пятое Управление опять подчинили Генштабу, нас развернули в бригаду, которая стала называться Первой специальной разведывательно-диверсионной бригадой Генерального штаба. Оценили, как мы в финскую все дыры затыкали. Ну, кому как не тебе знать. Но! Мы так и остались подчинены Генштабу напрямую, минуя разведуправление. Понимаешь, Голикову мы не подчинялись, и, дай бог, не будем. Он бы нас схарчил, да пока Георгий Константиныч в фаворе, руки коротки.
Но всё имеет свою цену: у нас отобрали все польские контакты. Сейчас вся информация, которая идёт от агентуры, идёт через Голикова или Берию. И она условно может быть разделена на две группы: нападут немцы этим летом или после разгрома Англии. Своё видение ситуации я тебе обрисовал. Филипп Иванович вроде человек неглупый, но до тридцать первого года он служил на политдолжностях, потом запрыгал вверх и начальником разведуправления стал меньше полугода назад. Я договорился с ним о встрече на среду и постараюсь донести до него, что Гитлеру Британия на хрен не упёрлась. Больших надежд я на этот разговор не возлагаю. Но! Есть информация, что ещё до весны Генштаб возглавит Георгий Константинович.
– Жуков? – осипшим голосом переспросил Андрей, еле поспевающий усваивать такую острую информацию.
– Жуков, Жуков. И я сразу подам ему рапорт со своими соображениями и обязательно укажу, что докладывал начальнику разведуправления.
– И что это нам даст? Ну, я про Голикова?
– Да я понял. В долгосрочной перспективе посмотрим, а в ближайшей, надеюсь, у него будет меньше времени нам палки в колёса совать. Капитан Октябрьский!
– Я! – Андрей на рефлексах вскочил из-за стола. Такой официоз неизменно означал приказ или постановку боевой задачи.
– Слушай боевой приказ, капитан Октябрьский!
По чертенятам в глазах Командира Андрей понял, что от наказания отвертеться не удалось, и маловероятно, что оно ему понравится.
– За проявленное разгильдяйство и нарушение формы одежды приказываю с завтрашнего дня носить только уставную форму капитана РККА, включая награды. Присваиваю позывной «Шутник». Срок наказания – два месяца.
Такого издевательства капитан не ожидал. «Есть!» прозвучало явно с опозданием и с интонациями обречённого человека.
– За что?! Командир! Мне ж теперь проходу не дадут. – Капитан трагически заламывал руки, поднимал глаза к потолку и всячески выражал несправедливость судьбы-злодейки.
– Зато запомнишь, – рассмеялся Командир. И тут же оборвал себя: – Всё. Время.
– Может, не надо? – с неожиданной тревогой в голосе спросил Андрей.
– Надо, Андрей! Надо!
– Вроде идут.
Иван покосился на соседа, а потом перевёл взгляд на людей, выходящих из дома. Строй стремительно принимал надлежащий вид, прекратилось перетаптывание, прыжки, затихали разговоры.
– Сколь там? – спросил Иван у кого-то из бойцов, стоящих за его спиной.
– Полпятого.
«Вот что значит зима: время-то не позднее, а уже темно», – подумал сержант. По мере приближения вышедшие всё меньше нравились ему. Их было слишком много, и одеты они были странно: во что-то напоминающее танковый комбинезон грязно-белой раскраски и в необычные, плотно облегающие голову вязаные шапки белого цвета. Ещё
