Четвёртый круг Иван запомнил плохо. Бежали, шагали, снова бежали. Кажется, у Айбекова отобрали ранец, и сам он бежал, закинув руки на плечи Белова и Братухи. У Ивана ко второй каске добавилась вторая винтовка. Зато на старте их ждали полные фляжки клюквенного морса. Терпкий, с чуть горьковатым вкусом напиток прекрасно утолял жажду и убивал надежду на скорое окончание этого ночного марафона.

Завершив пятый круг, отделение перестало существовать как воинская единица. Дотащив Айбекова на одной злости, курсанты просто повалились на плац. Дальше, практически силком поднятые инструкторами, бойцы двигались каждый сам по себе. Казалось, они бегут не ночь, а с самого начала времён.

Иван падал, вставал, проклинал всё и снова двигался вперёд. Падал, поднимался и снова шёл, продолжая волочь за собой винтовку по снегу. Падал и снова вставал. В какой-то момент, упав, он решил не вставать. Пусть отчисляют, да хоть пристрелят на месте – он не встанет.

Лежать было хорошо. Никогда ещё Иван не отдыхал с таким комфортом. Снег приятно холодил не только лицо, но и шею, набившись за воротник. Рюкзак, давивший сверху, создавал чувство защищённости и комфорта. Ремень винтовки, намертво зажатый в руке, позволял с уверенностью смотреть в будущее.

Но уйти в спасительное забытьё Иван не успел. Неприятный хриплый голос ввинчивался прямо в мозг, вгрызаясь в него изнутри. Как деревенский мальчишка разрывает рака, добираясь до мягкого белого мяса, так сознание Ивана выковыривали из уютного панциря безразличия на грязный холодный снег под начинающим светлеть небом, не давая провалиться в такой близкий манящий сон.

– Бу-бу-бу… Боец! Вставай, боец! Мать твою, чуть-чуть осталось, боец, вставай же! Соберись! Вставай! Ну, что ты разлёгся-то! До весны спать будешь? Вставай! Не хочешь идти? Хорошо, ползи! Ползи, солдат! Приказываю! Ползи! О! Пополз! Так, парни, поднимайте его, осторожно. Смотри, в винтовку как вцепился – кадровый. Давай, парни, держитесь, ещё минут двадцать и станем мотопехотой.

Иван плохо запомнил, как два инструктора закинули его руки себе на плечи. Как ещё минут двадцать, сцепившись в одну шестиногую конструкцию, изображали бег на месте по палубе во время шторма. Как практически бесчувственного его погрузили в одну из полуторок, выехавших с базы подбирать измученных, но не сошедших с дистанции бойцов.

Из восьмидесяти четырёх курсантов шесть десятикилометровых кругов полностью прошли семь человек, из пятого отделения – один Белов. Четырнадцать человек по той или иной причине сошли с дистанции и были подобраны санитарными автомобилями.

И вот сейчас Иван стоит на том же плацу. Если верить часам, прошло менее суток с того момента, как он в ряду таких же молодых, уверенных в себе идиотов мечтал о скором ужине и чистой койке. А вот субъективно казалось, что всё это было в прошлой жизни.

Сознание витало где-то далеко, отдельно от тела. Им дали прийти в себя и даже напоили густым бульоном с пряностями, которые, как ни странно, желудок принял. Господи, а вчера они возмущались, что про них забыли. Сейчас же хотелось только одного: чтобы их не трогали, чтобы инструкторы, колоду им в печёнку, не придумали новую иезуитскую гнусность.

Но и на этот раз желаниям Ивана не было суждено сбыться. Про них не забыли. К выстроившимся курсантам вышел начальник школы в сопровождении нескольких старших инструкторов. Прихрамывая, опираясь на трость, начальник подошёл вплотную к строю.

– Вольно. Не тянитесь. Знаю, вам сейчас трудно. Но прошу, соберитесь, выслушайте. А потом, обещаю – всем отдыхать.

Хотелось послать этого начальника вместе со всеми его курсами, но что-то заставляло Ивана напрячься и сконцентрироваться. Может быть, столь необычное для армии слово «прошу» или уже возникшее чувство локтя. Ведь и этот ещё молодой мужик с заострившимися от усталости чертами, и другие инструкторы – все они бежали рядом, как бы показывая: я не прошу от тебя ничего, что не смог бы сделать сам.

Мозг, освобождённый от необходимости задействовать все свои ресурсы на поддержание работоспособности организма в этом запредельном шестнадцатичасовом марафоне, включался в аналитическую работу, обрабатывая массивы информации, накопившиеся за ночь.

И уже сейчас Ивану стало очевидно, что их осторожно провели по грани, заставив выложиться на пределе своих возможностей. Но провели, можно сказать, мастерски, стараясь по возможности уменьшить вред. А вот в его части смогли бы комбаты, не говоря уже про комполка, так пробежать наравне с бойцами? Не по необходимости, а вот так, подавая пример. Ой, вряд ли. Неожиданно для самого Ивана пришло чувство гордости. Я смог. Я выдержал.

– Итак, товарищи курсанты, вы все успешно прошли последний экзамен, и мы готовы зачислить вас. Осталось уточнить один момент. Курсы добровольные. Ваши командиры не сказали?

Командир кивнул, отвечая сразу на два невысказанных вопроса.

– Да, я попросил не сообщать, и да, мне пошли навстречу, но это так. Более того, у нас существует договорённость, что всех, кто решит не принимать наше предложение, уже завтра мы отправим домой. И главное, в личных делах никаких отметок об отчислении стоять не будет. Это же относится к товарищам, уехавшим вчера.

Времени у нас мало, а научить необходимо многому. Поэтому нужны добровольцы, готовые работать на пределе и немножечко за пределами возможного. Мои требования к самоотдаче вы уже поняли. Легче не будет! Хорошо подумайте и решите: нужно ли это вам? Сможете ли? Время даю до вечера. А сегодня – день отдыха. Сейчас подъедут машины и отвезут вас в казарму.

Проснулся Иван рывком. Открыл глаза, вспомнил, где он, вскочил с койки и растерялся. В казарме царил сумрак, по черноте за окном нельзя было понять, ещё вечер или уже наступило утро. Лишь откуда-то справа приглушённо растекался свет, указывая направление. Иван, наскоро одевшись, подгоняемый нешуточным голодом, устремился на разведку.

Вообще казарма нравилась ему уже сейчас: основательное сооружение, оборудованное, наверное, по последнему слову техники. Чего стоит одно водяное отопление и непонятные медленно вращающиеся под потолком маленькие мельничные лопасти. Опытные служаки уже оценили удобство опоясывающих помещение труб для сушки обмундирования. Конечно, дух от портянок будет стоять ядрёный, но сержант не сомневался, что большую часть учёбы они проведут вне этих стен.

Убранство казармы вообще создавало впечатление апартаментов: всё выкрашено в приятные светлые тона, много ламп, и, что уж совсем уму непостижимо, на стенах висели настоящие картины в рамах. Сейчас лампы не горели, и разглядеть что-либо было проблематично. Впрочем, перед Иваном стояла несравнимо более важная задача – найти жратву.

Путеводная лампа быстро вывела его к столу, стоящему