юг, по ночам миновав три огромных города, в таком отдалении, что каждый из них был всего лишь свечением на горизонте. Однажды, за мысом Дзим, Гутерик приблизился к берегу и бросил слово в утренний ветер. Вдали фыркнул верблюд, сбросил своего ошарашенного наездника-кочевника и убежал по определённому ему Гутериком пути, к некоей бухте, где опустился на сыром песке на колени, готовый служить. Волшебник прибыл поздно днём, для маскировки превратил лодку в груду камней, оседлал верблюда и поехал дальше.

Он знал, чего ожидать, из слышанных раньше историй, о лесе с шепчущими деревьями, о месте с разноцветными песками, о неподвижных кораблях, плывущих по дюнам. Но ни одна из этих вещей не встретилась ему под звёздами той ночью. Вместо этого он обнаружил лишь бескрайнюю равнину, без каких-либо деталей рельефа, полную мелкого пепла, который, как ни странно, не шевелился от ветра, но так скоро возвращался на место, когда его сдвигали, что верблюд не оставлял на этом пепле следов.

Гутерик продолжал упорно двигаться вперёд, прямо на созвездие Жабы и, одним вечером, когда уже начали проглядывать звезды, он разглядел Жабу, припавшую к земле меж двух гор, Плачущих Холмов, также прозванных Тёмными Сёстрами, бывшими дочерями Этелвен Тайоса. Всё это было напророчено и всё это сбылось. Но Долина Тени оставалась такой же тихой, как и внешняя пустыня. Когда Гутерик проходил между ними, Сёстры не пролили ни слезы, ни даже лавины.

Перед ним высился громадный базальтовый замок Этелвен Тайоса, его стены всё оставались прочными, а чёрные врата — немного приоткрытыми. Некоторое время Гутерик рассматривал его, в окончательно подтверждая свои надежды и предположения, но приблизиться не рискнул. Вместо этого он заставил своего скакуна опуститься на колени, спешился и уселся на песок. Он вытащил из мешка ветхую искромсанную голову и положил её на колени, ожидая.

В тишине протекло четыре часа. Затем верблюд стал беспокоиться, поначалу вертя головой туда-сюда, а затем недовольно фыркая и храпя. Наконец, за час до рассвета, Гутерик заметил приближающуюся тёмную фигуру, не от замка, а из пустыни. Верблюд тоже увидел её, вскочил на ноги и ускакал прочь. Гутерик даже не попытался его удержать, зная, что может вернуть верблюда магией, когда только пожелает.

Так он остался в одиночестве, всё ещё сидя, с головой на коленях, когда тот фантом приблизился. Гутерик спокойно обратился к нему; словно это был другой путешественник, хотя и понимал обратное.

— Приветствую, незнакомец. Думаю, твоя полуночная прогулка была приятной.

В ответ донеслось лишь слабое шипение. Фигура остановилась на месте.

Гутерик поднял голову Этелвен Тайоса, чтобы другой ясно её различал. Тварь двинулась опять, наполовину шагая, наполовину наплывая, как туман.

Гутерик произнёс слово силы.

— Элам.

Тварь отпрянула, как человек от гадюки. Она яростно зашагала по кругу вокруг Гутерика, теперь её поступь ясно звучала: шлёп, шлёп, шлёп. Она приблизилась, тогда он обратился к ней лицом, всё ещё не вставая. Теперь Гутерик различил силуэт худощавого сутулого мужчины, с лицом, полностью закрытым капюшоном.

— Олам.

И снова тварь отпрянула, но недалеко и продолжила кружить, подходя всё ближе, словно громадная, медленно подтягиваемая, рыба.

. — Эйлам.

Теперь тварь нависала прямо над ним. От неё исходила удушливая вонь разложения.

— Тхох!

Всё человеческое подобие отпало. Существо превратилось в пылевое облако. Гутерик поднял голову, повернув его так, чтобы пустая левая глазница была ближе к духу. Словно стекающая вода, он втянулся через то место, где был глаз, в голову Этелвен Тайоса.

Плоть и душа соединились снова. Гутерик пленил призрака Этелвен Тайоса. Поспешно, прежде чем тот уразумел, что же случилось, он вытащил из кармана большую пробку и с силой воткнул её в глазницу, тут же проведя по ней рукой и прошептав заклинание запечатывания. Таким же образом, смятым кожаным мешком Гутерик заткнул отверстие, там, где голова присоединялась к шее и запечатал его, а носовым платком он заполнил дыру на макушке, где обрушился топор. Теперь Этелвен Тайос стал его пленником. Голова тряслась от ярости, но Гутерик крепко удерживал её.

— Услышь меня, — промолвил он.

— Я слышу тебя, — раздался голос из головы.

— Сделай, как я велю или я навечно засажу тебя в камень и выброшу тот камень в самую глубокую часть моря.

— Слушаю и повинуюсь. — Мрачный трофей затрясся снова, от необузданного гнева и унижения.

— У тебя имеется сокровище за пределами всякого представления.

— Уж точно за пределами твоего представления. Оно необъятно.

— Отведи меня к нему.

— Поднимайся.

Гутерик встал и пошёл, куда вёл его голос. Они подошли к громадным вратам замка и прошли через них. Ничто не сторожило их, кроме песка. Они пересекли столь же пустынный двор и достигли сделанной из слоновой кости двери для злых сновидений, которая также оказалась распахнута и заброшена. Внутри находился чертог из когда-то сверкающего чёрного камня, ныне потускневшего от медленного вторжения пустыни. Его давно уже не вылизывали дочиста. Всё оставалось неподвижным и беззвучным. На стропилах не хихикали вампиры. Замок опустел.

Они поднялись по ведущей вверх лестнице, состоящей из того, что, казалось расколотыми стеклянными гробами и далее, пока не достигли другой двери, щедро покрытой черепами крыс. Когда голова приблизилась, засов с другой стороны отодвинулся и петли, впервые за несколько эпох, заскрипели. Дверь распахнулась настежь.

Внутри оказалось золота больше, чем скопили бы все цари земные, с начала времён до их конца. Груды драгоценных камней вздымались к самому сводчатому потолку, высоко над головой. Бесчисленные раскрытые сундуки полнились бриллиантовыми украшениями. Завидев всё это, Гутерик невольно охнул и едва не выронил голову. Но успел ухватить её покрепче.

— Просто побрякушки, варваров забавлять, — насмешничал разочарованный Этелвен Тайос. — У меня есть сокровище получше.

— Получше?

Сокрушённая запредельной и неописуемой алчностью, осторожность сгинула.

— Посреди комнаты люк. Открой его и спускайся.

Смахнув в сторону тысячи совершенно круглых жемчужин, Гутерик отыскал железное кольцо, потянул за него и поднял