— Будет исполнено! — выпалил комендант.

Корнилов отпустил старика, и тот стремглав выскочил из купе, на ходу метая громы и молнии. Генерал немного понаблюдал за тем, как незадачливого часового снимают с поста и заставляют убирать не только то, что он наплевал вместе с товарищем, но и всё то, что наплевали за долгие месяцы революции сотни и тысячи других.

Шелестящие ковры подсолнечной шелухи сейчас казались одним из символов революции, шелухой были усыпаны все общественные места, где только мог собираться народ. Ни один митинг, ни одна демонстрация не обходились без семечек. Те, у кого семечек не было, жевали чёрный хлеб, но таких было меньшинство. И, разумеется, весь этот мусор вместе с крошками, окурками и плевками никуда не девался, никто даже и не думал заниматься уборкой. Революция, всё-таки, пространство высоких материй.

Корнилов вернулся к работе, как командующий фронтом, теперь он вынужден был отвечать не только за 8-ю, но и за все остальные армии. Прежде всего, восстановить порядок в 11-й армии, которая драпала быстрее всех. И никаких других методов, кроме как восстановить порядок в тылу с помощью ударных отрядов и юнкерских команд, Корнилов придумать не мог, хотя пытался изо всех сил. Военно-полевые суды не справлялись, и генерал приказал расстреливать пойманных с поличным дезертиров и грабителей без суда. Спасти положение могли только самые жёсткие меры, уговоры и увещевания здесь не помогут.

В тылу, в резерве, даже не подходя к фронту, взбунтовалась целая пехотная дивизия, застрелив или задержав собственных офицеров. Пришлось окружить эти четыре полка кавалерийскими дозорами, пулемётными командами и подвести сводную артиллерийскую батарею. После недолгого обстрела одного из полков шрапнелью, нескольких митингов и вялой попытки сопротивления бунтовщики сдались. Зачинщиков мятежа выдали свои же однополчане, виновных расстреляли на месте и оставили трупы вдоль дороги с табличками «Изменник Родины и Революции».

К генералу то и дело заходили посетители и просители, в основном, из штабных чинов, испрашивая дозволения на то или иное действие, вплоть до самых мелочей, чем изрядно выводили Корнилова из себя. Так что очередного усатого генерал-лейтенанта Корнилов встретил хмурым недобрым взглядом.

Однако посетитель довольно лихо исполнил воинское приветствие, снял фуражку и обнажил обширные блестящие залысины, по которым генерал его и узнал. Павел Скоропадский, будущий гетман (хотя Корнилов надеялся, что всё-таки нет) самостийной Украины. Так что искорку интереса Скоропадскому удалось пробудить.

— Здравия желаю, Павел Петрович, — поздоровался Корнилов в ответ, припоминая гетманские имя и отчество.

Скоропадский сбивчиво поздравил его с назначением на должность и выразил свою поддержку его начинаниям и смелым решениям. Говорил он на чистейшем русском языке.

— Возвращаюсь в корпус, — сообщил Скоропадский. — Решил заглянуть.

— 1-ый Украинский? — спросил Корнилов.

— Никак нет, 34-й армейский корпус, — ответил Скоропадский.

Главнокомандующий понял, что ляпнул что-то не то.

— Кого-то переформировали? — решил уточнить Скоропадский. — Мою 56-ю дивизию частично украинизировали, дерутся прекрасно.

— Прошу прощения, заработался, — буркнул Корнилов. — Украинизацию прекратить. Солдаты должны драться за всё Отечество, а не за отдельные его части.

— Есть, — ответил Скоропадский. — Я только что из Киева, видел там некоторых… Деятелей… Впечатление произвели не самое приятное.

— Сейчас не время тасовать части туда-сюда. Единственное — необходимо формировать ударные батальоны из добровольцев. Без комитетов и депутатов, — сказал Корнилов.

— Поддерживаю. Солдаты просто бегут из эшелонов. К фронту вагоны приходят уже пустые, — хмуро произнёс Скоропадский.

— Рад, что мы с вами друг друга понимаем, — сказал Корнилов, пожимая напоследок руку визитёру.

Скоропадский попрощался и вышел, а генерал Корнилов вернулся к работе. Впечатление от встречи осталось крайне своеобразное. Вроде и правильные вещи он говорил, но из послезнания Корнилов помнил об активном сотрудничестве гетмана с Центральными Державами. Если бы не украинский хлеб, Германия и Австро-Венгрия рухнули бы гораздо раньше. С другой стороны, с нацистским режимом он сотрудничать отказался и погиб после англо-американской бомбардировки. И вот эта двойственность, диссонанс текущей ситуации и послезнания не давали Корнилову окончательно сделать вывод.

Ещё и это заигрывание с местечковым национализмом, которое только ускоряло распад государства. Украинский корпус, латышские бригады, чехословацкий корпус, сербская дивизия. Ладно ещё чехи и прочие бывшие военнопленные, их и в самом деле было проще собрать в одно подразделение, но латышей и украинцев в отдельные части сводили абсолютно зря.

С другой стороны, в армии себя отлично показала Дикая, она же — Кавказская туземная конная дивизия, да и Текинский конный полк — туркмены, любимцы Корнилова, оставались одной из самых боеспособных частей 8-й армии.

Так что генерал не мог определиться до конца в своём отношении к национальным частям. Во всяком случае, пока что. Зато он совершенно точно знал, что не позволит рвать страну на части. Пока ещё ни одна территория не объявила о своей независимости, но Корнилов знал, что если у него ничего не выйдет, то державу раздербанят на куски, будто лоскутное одеяло. Финляндия, Украина, Закавказье, Средняя Азия, Сибирь и многие другие. Да, советское правительство сумело собрать воедино почти все бывшие провинции империи, но крови при этом пролилось столько… Лучше вообще не допускать подобных сценариев.

Россия должна выстоять, Россия, единая и неделимая. Не как тюрьма народов, а как мирное содружество наций, объединённых общей идеей и общим делом. Сепаратисты не понимают, что, живя рядом с империей, они обречены вращаться в её сфере влияния, и лучше уж делать это с выгодой для всех, а не сквозь кровь, пот и слёзы. А уж Корнилов постарается всех убедить.

Глава 7

Каменец-Подольский — Бердичев

Утром прибыли текинцы. Конный строй высоких и стройных джигитов в малиновых халатах и высоких папахах сразу же привлекал внимание. Туркмены взяли поезд под охрану, лошадей отправили обратно в полк, а комендант разместил джигитов в вагонах.

Вскоре на автомобиле приехал и сам Корнилов, удовлетворённо глядя на часовых и их командира — совсем юного смуглого корнета. Генерал поздоровался и ушёл в свой вагон. Очень скоро поезд тронулся, отправляясь в Бердичев.

Он мчался, почти не останавливаясь, лишь изредка, когда нужно было пополнить паровоз водой, и в такие моменты на перрон выскакивали текинцы с обнажёнными ятаганами, тут же отгоняя всех любопытных товарищей, осаждавших любые поезда, идущие прочь от фронта. Дезертиры, мародёры-мешочники и прочие полукриминальные личности цеплялись к вагонам зайцами, залезали в грузовые составы, прятались между вагонами, ложились на крыши, лишь бы поскорее удрать как можно дальше от службы.

Теперь же, когда из поезда почти на ходу десантировались вымуштрованные джигиты со свирепыми лицами, все эти товарищи тут же шарахались назад, не смея даже близко подойти к поезду. Штабные чины от души хохотали, наблюдая эту картину из окон,