(огороженное место). Название сохранилось и для тех чайных помещений, которые были частью дома. Сукия, отдельный чайный домик, устраивалась так, чтобы одновременно принять не более пяти гостей. Кроме того, имеется передняя (мицуйя), где моют и расставляют чайные приборы перед подачей, и галерея (мачиай), в которой гости дожидаются приглашения пройти в чайную комнату. Есть также садовая тропа (родзи), которая связывает ее с галереей. Вид чайной комнаты не производит впечатления: она меньше любого, даже самого маленького дома в Японии – в то время как материалы, которые пошли на отделку, должны выводить на предположение об изысканной бедности.

Однако мы должны помнить, что все это – результат глубокой художественной продуманности, и что детали отделки были выполнены с такой тщательностью, что могли лишь сравниться с возведением дворцов и храмов. Хорошее помещение для чайной церемонии обходилось дороже, чем строительство приличного особняка, из-за подбора материалов, а также стоимости работ, которые требовали безмерной тщательности и точности. Из-за этого плотники, которых нанимали мастера церемоний, образовывали отдельный, пользовавшийся особым уважением класс, поскольку работа их требовала не меньше деликатности, чем у тех, кто создавал лаковые кабинеты.

Чайные домики не только отличались от произведений западной архитектуры, но также резко контрастировали с классическими японскими строениями. К нашим старинным зданиям – светским или духовным – никогда не относились с пренебрежением, даже несмотря на их миниатюрность. Некоторые из тех, что уцелели в разрушительных пожарах в течение веков, по-прежнему вызывают благоговение своей пышностью и богатством отделки. Огромные колонны из дерева двух-трех футов в диаметре и тридцати-сорока высотой с помощью сложной системы скоб поддерживают гигантские балки, которые стонут под тяжестью покрытых черепицей наклонных крыш. Материал и конструкция, несмотря на беззащитность перед огнем, доказали свою стойкость во время землетрясений и оказались прекрасно приспособленными к климатическим условиям нашей страны. В качестве примера долговечности нашей деревянной архитектуры можно привести золотой зал храма Хорю-дзи и пагоду храма Якуси-дзи. Эти сооружения стоят практически невредимые в течение почти двенадцати веков. Интерьеры старых храмов и дворцов щедро декорированы. В храме Хоодо в Удзи, который датируется X в., мы все еще можем увидеть искусно выполненный полог и позолоченные балдахины, расписные, инкрустированные кусочками зеркал и перламутром, а также остатки живописи и скульптур, которые когда-то покрывали стены. В Никко и в замке Нидзё в Киото мы видим, как красотой структуры пожертвовали ради богатства орнаментов, которые по цветовому решению и изяществу деталей равны роскошным арабским и мавританским творениям.

Простота и пуризм помещений для чайных церемоний – это результат подражания монастырям дзэна. Они отличаются от монастырей других направлений буддизма, поскольку были предназначены для проживания монахов. Часовни не использовались для богослужения или для паломников, это были учебные помещения, где ученики собирались для бесед и практики в медитации. В помещении было пусто, за исключением центрального алькова, в котором за алтарем находилась статуя Бодхидхармы – основателя дзэна, или статуя Шакья-Муни, сопровождаемая Махакашьяпой и Анандой, двумя патриархами. На алтаре цветы и фимиам в память великого вклада, который сделали эти мудрецы в дзэн. Мы уже упоминали, что монахи дзэна установили ритуал чаепития из чаш перед изображением Бодхидхармы. Этот ритуал лег в основу чайной церемонии. Мы могли бы добавить также, что алтарь в дзэн-часовне стал прототипом токонома – почетного места в японской комнате, куда помещают картины и цветы для поучения гостей.

Все наши великие чайные мастера были учениками дзэна и прилагали усилия к тому, чтобы привносить дух дзэн-буддизма в повседневную жизнь. Так, в помещении, как и в оснащении чайной церемонии, отражается множество доктрин учения. Размеры традиционного помещения для чайных церемоний: четыре с половиной татами (или десять квадратных футов) – определены по отрывку из сутры «Викрамадитья». В этом интереснейшем произведении описывается, как Викрамадитья принял святого Манджушри и восемьдесят четыре тысячи последователей Будды в помещении как раз такого размера – аллегория, основанная на поверье, что для истинно просветленных не существует пространства. И вновь родзи – садовая тропа, которая ведет из галереи в помещение для церемонии и символизирует первый этап медитации – переход к самопросветлению. Родзи предназначалась для того, чтобы отрезать общение с внешним миром и вызвать свежее чувство, приводящее к полному восприятию эстетики самой чайной комнаты. Тот, кто шел по этой тропе, не мог не вспомнить, как в пробивавшемся сквозь вечнозеленые заросли сумеречном свете ступал по камням, уложенным в беспорядке и усыпанным засохшей сосновой хвоей, как потом проходил мимо заросших мхом гранитных светильников и дух его воспарял над обыденными мыслями. Можно было в этот момент находиться в центре огромного города, но все равно чувствовать себя так, словно идешь по лесной чаще вдали от пыли и грохота цивилизации. Поражает изобретательность, проявленная чайным мастером для того, чтобы вызвать эффект спокойствия и чистоты. Природа ощущений, вызываемых прохождением по родзи, отличалась у разных мастеров чайных церемоний. Такие, как Рикю, ставили своей целью добиваться чувства полного одиночества и утверждали, что секрет воздействия родзи заключен в старинной песне:

Поглядел назад:

Нет ни цветов,

Ни яркой листвы.

Хижина на берегу

В затухающем свете.

Канун осени.

Другие, такие как Кобори Энсю, стремились к иному эффекту. Энсю утверждал, что идею садовой тропы отражают эти стихи:

Кроны деревьев,

Моря кусочек,

Бледность луны в небесах.

Совсем не трудно уловить его намерение. Ему хотелось создать образ вновь проснувшейся души, которую все еще одолевают туманные сны прошлого, но которая уже купается в сладком бессознательном духовного света и желает вкусить свободы, заполняющей небесные своды.

Подготовленный таким образом гость в тишине вступал в святилище, и если это был самурай, то оставлял свои мечи на подставке под свесом крыши – помещение для чайных церемоний было местом мира – затем ползком пробирался в комнату через низкую, не больше трех футов в высоту дверь. Эта процедура соблюдалась всеми гостями, независимо от статуса и положения, и предназначалась для того, чтобы призвать к покорности. Очередность входа обговаривалась заранее, пока гости оставались в галерее (мачиай), затем один за другим бесшумно проходили в комнату и занимали свои места, сначала поклонившись картине или цветам в токонома[27]. Хозяин не появлялся в комнате, пока гости сами не рассаживались по местам, а руководил, чтобы ничто не нарушало тишины, за исключением звука, издаваемого водой, кипящей в чугунном чайнике. А пел он чудесно, и это из-за уложенных на дне в определенном порядке кусочков чугуна, которые и воспроизводили своеобразную мелодию. Кто-то мог услышать в ней