Шрифт:
Закладка:
Школьникам нравилось: они чувствовали, что я немного бунтарь. Крутой панк. Против системы. И поддерживали. Даже некоторые взрослые улыбались. Мои родители – уж точно. По крайней мере, папа. Не мама.
– Я это к чему. Наш директор попросил сказать младшеклассникам что-то в назидание. И я скажу.
Я собрался с мыслями. Как бы это сформулировать? Пусть вот…
– Уважаемые младшеклассники, слушайте следующее… – черт, как же сложно. – В общем! Будьте уверены, что вы – не просто так. Каждый из вас – он для чего-то. И наверняка для чего-то важного. Ясно? Не обязательно, чтобы построить ракету. “Важно” – это и послушать музыку тоже. Для себя. Для эмоций. Вот вы говорите, в чем смысл жизни, а я считаю – в чувствах. Вы должны чувствовать, что вам хорошо, чем бы вы ни занимались. Потому что без чувств нет магии. Вот. – Я откашлялся. – Короче, мой девиз: думайте головой и чувствам не мешайте.
(Может, я не такой уж и непутевый, а?)
– Только другим при этом не вредите. В школе вам будет хорошо. Наверное, это все. Всем спасибо. – Я отдал микрофон директору. Повисло неловкое молчание. Мне похлопали, но дошел ли до всех смысл спича – это вряд ли (потому что и я нифига не понял). Кажется, я просто сморозил сопливую ерунду про мотивацию. Как Стив Джобс. Или Шигир Рахт. Директор снова решил меня подставить:
– Еще Дмитрий Каноничкин – прекрасный танцор! Давайте пригласим наших выпускников, чтобы они исполнили вальс, к которому столь тщательно готовились долгое время.
Две репетиции!
Я, в целом довольный, что история с микрофоном так быстро кончилась, спустился в центр площадки и через секунду оказался рядом с Аннет. Степа, Горгона, Рита и Угрюмов и еще три пары из 11 «А» тоже стояли тут. Аннет тихо спросила:
– Как ты?
– Нормально.
– Странная речь.
– Я знаю.
– И ты странный.
– Знаю… И ты странная.
Блин, зачем я это сказал. Но Аннет не услышала, потому что директор громко объявил:
– Это – цветы нашей жизни! Прекрасные, очаровательные выпускники! Включим же музыку, чтобы они расцвели на ваших глазах!
Мы стали в позиции. На этом этапе я все запомнил: в какую сторону руки, что на что класть и так далее. Но вот дальше… За себя не ручаюсь. Будь что будет. Две репетиции. Заиграл вальс Шопена…
И я перепутал, с какой ноги начинать. Мы с Аннет чудом не грохнулись. Продолжили танец как ни в чем не бывало, но смешки до нас донеслись. Мы налетели на Угрюмова с Медузой Горгоной. Угрюмов заверещал, а я поднял Аннет на руки и отнес в ее другой конец танцпола. На асфальт прилетела шкурка от банана; кто-то кинул камень в окно. Пара из 11 «А» влетела в зрителей. Мы с Аннет остановились, чтобы не напортачить лишний раз. Я вспомнил наставления Муслименды, что нужно вообразить себя облачком, но слишком поздно.
В общем, вальс не удался. Зато всем было весело. Хохот и гам стояли такие, что даже Ульфир, небось, проснулся у меня дома. Нам аплодировали, будто мы совершили прорыв в области вальсов. Аннет, конечно, расстроилась, и я попросил у нее прощения, когда мы вернулись к своим. Из колонок звучал распевный голос завуча, она пыталась взять ситуацию под контроль:
– Вот и прозвенел последний звонок. Вы стали старше, умнее. В каждом из вас горит искра знаний…
Ко мне подошел Иськин.
– Канон, новости знаешь?
– Какие?
– Наше Послание бьет все рекорды. По количеству лайков и комментариев. Это нереально.
Он показал телефон. Видео. О том, как всю ночь напролет мы пилили и красили доски, перешучивались, кричали и время от времени говорили в камеру: «Я желаю вам найти таких друзей, с которыми вы готовы на безумства». А в комментариях писали, что наш ролик – самое лучшее и светлое из всего снятого в рамках этой традиции.
К нам подошли остальные. Мы встали в круг, как футболисты перед матчем, и обнялись. Я обнимал Рому и Аннет.
– Спасибо вам, друзья. Вы представить себе не можете, как вы мне помогли, – сказал я.
– Можем, – сказал Крупный. – У меня руки в синяках, видал?
– Ты очень круто пилишь, Тем.
– Да лан…
* * *
Дядя Витя мыл посуду. Из карманов его фартука торчали прищепки, а газовая колонка то и дело выключалась, из-за чего он смешно ругался и расплескивал воду.
– Тетрадь я твою изучил, пока ты в ней шастал, – сказал он, держа под струей воды блюдце, – любопытная штуковина. Я нашел много того, отчего твои отроческие волосинки станут дыбом. Теперь я тебе этого не докажу, потому что ты все там испоганил, но поверь на слово.
– Здорово. Дядь Вить?
– М?
– Такие пиджаки уже не носят.
– А что носят, постную физиономию? Уж извини, твоя мода мне не по нраву. Слушай дальше. Эти корфы… Следишь за мыслью?
– Слежу.
– Ну так вот. Они представляли собой сплоченную команду. У Безымянных был план. Каждый из этих тварей играл в нем свою роль. Посмотри, вон там листок.
Возле грязного тупого ножа на столе лежал клочок бумаги. На нем дядя Витя ручкой нацарапал список корфов. Правда, не в том порядке, как они следовали в Тетради.
Дорхан.
Грохид.
Р’сах’ал.
Лехорг.
Вирадан.
Далибен.
Зухра.
Билиштагр.
Рахинд.
Шахрэ.
– Читай вслух, – кивнул дядя Витя. Чайная чашка из его руки выскользнула, звякнула о раковину и раскололась надвое. – Вашу мать, так сказать!
– Дорхан, – сказал я.
– Ага. Первая тройка игроков. Как дальше?
– Грохид и Р’сах’ал.
– Да-да. У этих троих не было какой-то прикладной задачи. Они должны были убедить тебя в том, что Тетради можно доверять. Дорхан говорил о других людях без утайки. Грохид снабжал знаниями, и тоже – поначалу вроде бы правду писал, а стоило тебе о Шаре спросить, как скукоживался, а тебе, что называется, написанное пером не вырубишь топором. Верил без оглядки. А третий (ты, кстати, неправильно его имя прочитал) подсказывал путь, тоже вроде бы верный. А на поверку – путь в ловушку.
– Мне плохо.
