Шрифт:
Закладка:
Теперь некоторые соображения о том, что нужно делать, чтобы война закончилась. Чтобы война закончилась, нужно, чтобы одна из сторон выиграла войну, а другая — проиграла. Войну, как правило, выигрывают генералы. Простой солдат всегда в проигрыше. Даже если он сражался на победоносной стороне. Иногда, чтобы проиграть войну, необходимо больше гражданской смелости, чем для того, чтобы ее выиграть. Проигравший войну проявляет в данном случае больше воли к миру.
И вообще, кто знает наверняка, что такое победа? В истории известно множество случаев, когда из плодов победы наибольшую пользу для себя извлекали как раз побежденные, а не победители. Во всяком случае, победа — весьма скоропортящийся продукт. Ее нельзя хранить слишком долго. Иначе она начинает подозрительно попахивать поражением. Кто победил в борьбе за власть в августе прошлого года? Демократы. Что осталось у них от власти на сегодняшний день? Какой-то жалкий обмылок, готовый выскользнуть из рук. Так что, собираясь победить, вы должны точно знать, как собираетесь распорядиться своей победой, в противном случае она бессмысленна.
После Бородина Кутузов считал, что победа в сражении осталась за ним. Наполеон — что за ним. В итоге Кутузов, как известно, вынужден был оставить Москву, а еще через три месяца началось великое бегство французской армии из России. Причем никто особенно не побуждал ее к этому. Не было человека, который бы так неохотно шел на соприкосновение с противником, как Кутузов. Его тактика оказалась на деле самой продуктивной. Сегодняшним генералам не хватает именно кутузовской гибкости. Им, кажется, незнакомо само понятие жертвы, в конечном счете ведущей к эффектному выигрышу. Они плохие дипломаты, чего не может позволить себе военный человек, особенно крупного ранга, особенно в наше время. Они лезут только напролом, набивая себе бесчисленные шишки.
Сегодня к третьей мировой войне лежит множество путей, и один из самых скорых — через Молдову. Помните детскую присказку: «Если слон с китом поборется, кто победит?» А если Россия с Молдовой?.. А если победит Россия, то что она потом будет делать со своей победой?
Прапорщик с женой и детьми
День — это маленькая действующая модель жизни.
Как там?.. Жизнь прожить — не поле перейти? А день?.. Так, чтобы по-настоящему, с полной отдачей, без мелочного вранья, без суеты, с широко раскрытыми глазами… Тоже, знаете, не лужайку пересечь…
Рано утром покупал телевизор. Накануне выдали талончик. Цветной телевизор теперь — по талончику, обзавестись которым большая, между прочим, удача. ГУМ. Серенький рассвет. Без пяти минут восемь. Стоим у дверей в ожидании, когда они распахнутся. Толпа не маленькая и не большая, а так, человек в сто. Открывают — и, бог ты мой, что начинается. Люди на глазах превращаются в стадо обезумевших бизонов. Натиск толпы во много раз превышает пропускную способность дверей. Толчки, ругань. Чей-то крик. «Здесь дети! Вы сейчас раздавите детей!» Неужели такое с нами сделал дефицит? А если что пострашней случится? Не приведи господь, новое землетрясение? Или… Нет, язык не поворачивается выговорить…
Не знаю почему, но вдруг вспомнился Иван Иванович из деревни, что рядом с нашим садовым товариществом, местная знаменитость. Иван Иваныч на все руки, юморной старик. Сам про себя шутит: «Иван Иваныч! Сними портки на ночь, а как день, так опять надень!» У Ивана Иваныча железные зубы.
И вообще он производит впечатление чего-то железного, негнущегося. Долго не хотел жениться. Наконец, сильно на склоне лет нашел какую-то старушку. Прожили 7 лет. Раз она ему возьми и скажи: «Иван Иванович! Ты деньги-то, восемь тысяч, с книжки-то сними, а то вдруг, не ровен час, война начнется, так пусть они лучше дома будут».
Иван Иванович послушался. А она с этими деньгами в один прекрасный день и сбежала. Теперь Иван Иваныч с другой старушкой, но уже осторожничает. Скупой сделался. Масло не разрешает в картошку класть. Говорит «картошка и так хороша. Нечего масло переводить».
…А мы тем временем уже под сводами торгового центра, разбегаемся по секциям и отделам, кому куда нужно. Толпа, она и есть толпа. Интересно, что так же точно она ведет себя и после театра, разбирая вещи из гардероба. Как быстро, однако, проходит наркоз искусства! Буквально за минуту до этого в зрительном зале у тебя слезы у самых глаз стояли, до того пронимало происходящее на сцене, а возле гардероба ты — ну прямо чистый зверь!
Телевизор, на удивление, куплен быстро, без помех. Тут же нашелся и транспорт: пожилой мужчина, оказавшийся таксистом, предложил свои услуги, и «всего за 15 рублей».
Таксист подхватил с другой стороны коробку, и мы ее потащили. Почему людей — в поезде ли, в самолете ли, в автомобиле — так и тянет на откровенность, на исповедь, на внезапные признания?
Через 20 минут — вся дорога — я узнал, что ему через два года на пенсию, но к такси так привык, что приходится крутиться, хотя он и не из тех, что нарушают закон, так, «тротуарные дела», не более того, правда, продавщицы в телевизионной секции гоняют, чтоб не отбивали хлеб у местной транспортной службы, правда, не очень чтобы настойчиво гоняют… Ну и, естественно, дети — дочь и сын, внуки, на ногах нетвердо стоят, помогать надо…
Да, дети… Вот они своими слабыми ручонками и подталкивают нас, чтобы мы крутились, вертелись, ловчили, изворачивались, хватались за любую халтуру, чтобы в доме и пианино, и стерео-шмерео, видео-шмидео, и учитель трудного зарубежного языка, который мы сами не осилили ни в школе, ни в институте, и чтобы джинсы из варенки, «выстиранные в камнях», со специфическими разводами, и чтобы, отводя в школу, с тайной придирчивостью