Потому я верю в то, что вы решили отщипнуть для меня немного семейного счастья этой бедной девки, которая не понимает, что ее альков согрет дюжинами костров, а супружеское ложе устлано горой трупов, наструганных моим братом в различных стычках, засадах и сражениях с армией герцога. Как только смолкнут свадебные колокола, нашей невесте станет тесно в пуховых перинах брака – тут будет выпирать какой-нибудь ржавый шишак, там торчать из-под сенника копье и больно колоть в зад. Но она об этом даже еще не догадывается, потому что, в отличие от куртизанок, привыкших полагаться на свою собственную ловкость, она во всем доверилась добрым дядям и племянникам, что устроили для нее эту свадьбу, наговорив невероятных сказок про этого необычного юношу, превратившегося из бунтаря в графа. И вот юная дева качается в своей дорожной люльке, как ребенок, грезя о сокровищах, чудесах и секретах, ожидающих ее в конце странствий, и непременно их дождется. А вскоре после этого сама начнет обрастать собственным тайным бесчестием, как и случилось с моим братом Вироне, который некогда был таким милым, правдивым мальчиком и дал священную клятву, что мы трое отныне будем единым целым и всегда встанем на защиту друг друга, а теперь прячется от меня в гротах Ла Вольпе, как крыса, крот или другие мерзкие подземные твари.

Кстати говоря, разве вас не удивляет, что мой брат Вироне скоро будет править здесь как полновластный преемник графа Дезидерио и наследник, зачатый от его чресл? Я предполагаю, что именно в покоях доброго епископа Урджело, ради успокоения плебса и из желания защитить достоинство его сиятельства герцога, сплели этот лживый рассказ, будто граф тайно в свои преклонные года родил моего брата от моей несчастной матери, внезапно из самого глубокого распутства и пучины чернокнижного греха возведенной до любовницы графа. И с тех пор бунтарь Вироне уже не презренный бастард, простой сопляк, которого все в деревне под названием Киноварь видели в его первой, перевязанной веревкой рубашонке! Кто бы мог усмотреть в этом благородном синьоре отпрыска сельской потаскухи, что не отказывала ни котляру, ни косарю, ни странствующему монаху, тем более что она давно лежит мертвая и не может опровергнуть все эти нелепости. Осталась только я, державшая его в объятиях, когда он просыпался среди ночи голодным и замерзшим, и я могу несколькими словами избавить его от той новой участи, которую так великодушно соизволили ему даровать наш добрый синьор епископ, патриарх и, наконец, сам герцог.

Я ответствую, что меня удивляет, как быстро этот маленький шалопай Вироне приобрел манеры высшей знати и, понимая, что только бедняки вынуждены убивать своими руками, решил заручиться поддержкой слуг епископа и фальшивым сапожником в доблестном преступлении сестроубийства. Без сомнения, он опасается, как я уже говорила, что пока я здесь и лаю, хотя бы из глубины подземелья, милость герцога может спасть с него, как плевок. И именно из его страха родился тот самый сапожник из Сан-Челесты – если он действительно им является, а не переоделся в кафтан бродячего ремесленника, прельстившись епископским золотом. Однако никакая ядреная ложь не сделает его моим мужем. И не станет он им, даже если все ваши святые, желая засвидетельствовать истинность наших брачных клятв, выберутся из своих рак, где покоятся расколотыми на отдельные костяшки, зубы, фибриллы и волосы. Не превратят они меня в почтенную жену мастера, истую служительницу медных кастрюль, сафьяновых поясов, платьев из тонкой тафты, пуховых перин, столов, инкрустированных черепашьим панцирем, и всех иных сокровищ, которые, по мужниным заверениям, меня ждут в Сан-Челесте. Клянусь, что, даже если меня заставят и в путах увезут в Сан-Челесту, я рано или поздно отряхнусь от них, как дворняга от грязи, и с собачьим рвением вернусь в деревню Киноварь. Я принадлежу этому месту так же сильно, как мои братья Вироне и Сальво, хотя вы и желаете избавиться от меня и вычеркнуть и из числа достойных вермилиан, и с исписанных страниц. Вы предпочитаете, чтобы мою историю писал наш добрый синьор епископ вместе с милостивым прекрасным герцогом, который в своих отдаленных замках обмазал моего брата Вироне дюжиной лживых искушений, а потому не нужна ему уже сестра – старуха, ведьма и отравительница. Ведь он не посадит ее за свадебный стол, чтобы она подсунула его молодой жене напиток, превратив его первенца в безголовое чудовище, и выплеснула все тайны, которые он так жаждет оставить при себе.

Я ответствую далее, что три ночи назад кто-то снял замки с камеры, чтобы я могла улизнуть, как вор или разбойник, подтвердив грех братоубийства и все другие преступления, кои вы пытаетесь впихнуть мне в уста. Не буду гадать, Вироне ли это ослабил надежные до сей поры замки, или наш добрый синьор епископ проявил вдруг лисью хитрость и решил набросить на нашу деревню плащ великого молчания, как это делалось ранее неоднократно в других местах с благословения ваших кровавых святых. Разве не является это предостережением и для вас, мой милый синьор, потому что вы монах в сандалиях, и как я не могу перестать говорить, так и вы не перестаете марать своих страниц, даже если так и останетесь единственным читателем; больше пользы вам будет, если испепелите вы свои записи в корзине для угля, грея ноги в тепле пустопорожней лжи, в коей нет недостатка. Вам стоило бы развеять по ветру пепел и, пока есть время, искать себе удобную тропинку к низинным землям. Потом вы осели бы в каком-то портовом городе, сбросили бы монашеское одеяние и, взяв себе в постель какую-нибудь пухлую бабешку, занялись продажей в розлив, ростовщичеством или иным занятием, годным для человека с подвешенным языком и опытом в письме. Но я думаю, что вы уже полностью разуверились в своем спасении. Вы понимаете, что вам не удастся спрятаться за высокой стеной исписанных пергаментов, которые никто не собирается грузить в повозки и везти в гостевые залы и подвалы патриаршего архива, где вскоре они станут кормом для крыс и паразитов. Все усилия следствия ваше начальство в конечном итоге сочло излишними, и бесчисленные свидетельства, не без хлопот и труда извлеченные из уст упрямых грешников, было решено вместе с вами похоронить в замке. По словам нашего синьора епископа, патриарха и, я думаю, также магистра вашего ордена, все, что вам удалось выкопать из-под земли, должно