Шрифт:
Закладка:
Казимира, Казимира,
Ты почто мне изменила,
Ты зачем так подкузьмила,
Казимира, мою власть?
Это все Ландсбергис Витька!..
Вот кого бы застрелить бы…
Но ведь Польша сразу взвоет
Да и Франция не даст!..
Я, конечно, дал свободу,
Но отнюдь не для разводу,
А чтоб еще тесней сплотиться.
А ты думала – зачем?
Так что завтра вам, заразам,
Нашим княжеским указом
Отключаю воду с газом,
Подавляя тяжкий вздох.
Казимира, Казимира!
Ну, ты, наверно, сообразила,
Что ты сама себя казнила,
А я делал то, что мог.
А что мог – то я и делал.
А иного не дано.
А вскоре потянулись многие так называемые коммунисты из науки, вроде меня, убежденные антисоветчики, но не готовые к активным действиям, сдавать свои партбилеты. Кажется, дело было летом 1990 года. Прихожу в партком института. Там никого, кроме секретарши Светланы, и вдруг зашел наш партийный секретарь Володя Шенаев, вполне приличный человек. Кладу партбилет на стол и говорю: «Заявления писать не буду, а лучше спою тебе, Володя, песенку Юлия Кима „Записка в президиум“». И спела:
Ну что вы, братцы, право,
Боитесь глянуть прямо,
Ну хоть раз в жизни будьте вы честны!
Признайте пораженье:
В подобном положенье
Сам Карпов останавливал часы!
Да ладно вам, ребята!
Ну что тут непонятно?
Не надо так обиженно сопеть!
Вы крупно облажались
И слишком задержались,
И значит, вам в глаза придется спеть:
Уходите, ваше время истекло!
Уходите под сукно и за стекло!
Ну поглядите на число или хотя бы за окно
И убедитесь: ваше время истекло!
…………………………………
Как только вы уйдете,
Поскольку мы в цейтноте,
Начнется потрясающий атас!
И дров мы наломаем,
И дурочку сваляем,
И то и се – но главное, без вас!
Песня нашему «парткомычу» понравилась. Кажется, ему самому давно все обрыдло. Посмеялись, и посоветовал он мне билет на память сохранить и никаких заявлений никуда не писать, мол, вся эта коммунистическая махина вот-вот развалится. Он, как и многие наши сотрудники, да, собственно, как и наш директор Е. М. Примаков, в сущности, перестройку готовили в рамках так называемой «системной оппозиции».
Шли годы. Встречались мы с Юликом не так уж часто. Но на основные свои премьеры Ким всегда нас с Карякой приглашал. Юра как-то назвал его инопланетянином. Почему? Объяснил это в своем дневнике так: «Юлик для меня – инопланетянин: сколько кровей национальных, сколько кровей социальных, духовных… и он этими кровями связан. Он стоит на какой-то точке (я это только чувствую), с которой видно все куда глубже, шире, точнее, чем нам всем сегодняшним и тутошним. Да, у него другая точка зрения, точка видения… Ему куда труднее и смешнее на нас глядеть и грустнеть. Он отсюда и – оттуда. История человечества, с его точки зрения (да так и должно быть), и смешна, и трагична. Трагична и смешна. Тут и слезы, и кровь, и смех неодолимый, прости меня Господи!»[57]
22 июля 1990 года Каряка томился в больнице, правда в хорошей, можно даже признать, в больнице высшего класса – ЦКБ (была такая для избранных), и народный депутат туда сподобился с обширным инфарктом. Не могу вспомнить почему, позвонила я утром Юлику, вроде не были мы особенно близки, и сказала, что еду к Юре, а ему сегодня – шестьдесят. Юлик сразу откликнулся: «Я – с тобой, заезжай за мной!» И в машине сначала появился огромный букет роскошных темно-красных роз, а потом любимый наш отважный трубадур. К решетке больничного сада он вышел грамотно, с коньячком, который друзья и распили при одобрительным наблюдении охранника. Других поздравлений не было.
Когда Карякину исполнилось семьдесят в июле 2000 года и он получил в Кремле от недавно избранного нового президента орден Почета (в народе его называют «Веселые ребята»), никаких застолий не последовало. Правда, Юлик опять вспомнил о друге и вручил ему грамоту:
Дается грамота сия
Карякину Ю. Ф.
За то, что он в день изо дня
Ведет великий сев.
Разумного, доброго, вечного
Прекрасного и человечного.
И, в ожидании плодов,
Дальнейших ждем его трудов!
А вот когда подступил серьезный юбилей – семьдесят пять, увидела я в глазах Каряки томление и поняла: хочется ему собрать всех своих друзей. И тут он вдруг сказал: «Хорошо бы в доме Булата мой юбилей отметить!» Я сначала подумала, что вряд ли Ольга Окуджава на это согласится. А она же не только согласилась, но и радостно подключилась к подготовке. Очень помог Буля (Антон), сын Булата. Сделал красивую афишу и смешной значок – бейджик «Карякин говорит, что ему – 75. Юра, ты что, одурел?». И свою ударную лепту внес поэт и бард, подарив юбиляру «Песенку» на музыку Александрова и текст его, совместный с Михалковым, от которого оставил только припев.
Россия родная, страна дорогая,
Ну что ж ты, Россия, стоишь и поешь?
Все снова и снова стихи Михалкова,
А в них что ни слово, то скука и ложь.
Под песенку эту ковали победу
И сами себе возводили тюрьму.
Нас вырастил Сталин на страх всему свету,
А также и на смех, спасибо ему.
Поем по отмашке, поем по бумажке,
Поем, словно стадо, жующее жмых.
Все снова и снова стихи Михалкова,
Он сам-то ни слова не помнит из них.
Пой, наша Родина, пой, горемычная,
