Шрифт:
Закладка:
Вечером я написал Рите:
В.: «Надеюсь, сладкое подняло тебе немного настроение».
Р.: «Это ты послал их? Но… как? Обалдеть!».
В.: «Какая разница как? Ты пробовала? Я бы хотел приехать и обнять тебя, поддержать. Надеюсь, пирожные смогли хотя бы частично заменить сладкого меня».
Рита ответила не сразу, я уже подумал, не ляпнул ли чего лишнего. Однако когда через десять минут прилетела фотография, на которой девчонка держала сладость, мне аж самому захотелось вкусненького.
Несмотря на накалившуюся обстановку с друзьями, командой, я чувствовал себя хорошо, даже радостно. А все Рита: она вдохнула в меня жизнь, подарила улыбку, стерла черноту и оставила лишь яркие краски на белом полотне. Я с замиранием сердца ждал наших встреч и подолгу не мог разорвать страстные поцелуи.
В понедельник в школу даже притащился раньше положенного. Еще минут пятнадцать стоял у торца здания, переминаясь с ноги на ногу. Столкнулся с Рыжовым, он напомнил о тренировках, мол, хватить филонить. Нет, мне и самому хотелось войти в зал, взять мяч в руки, прицелиться и забить очко. Однако что-то останавливало, внутренний барьер, непонятное препятствие.
А потом я понял, что за препятствие: мрачное лицо Кира, безмятежный вид Раевского, а уж как Юрка отводил глаза, надо было видеть. Друзья до сих пор злились, хотя, может, это и не злость, может, это их истинные лица, которые я не видел столько лет.
Задумавшись о своем, не заметил, как ко мне подошла Рита. Она привстала на носочки и чмокнула меня в щеку. Такая вроде ерунда, а на душе сразу птички запели.
– Привет, родная, – улыбнулся я и потянулся к Марго. Ничего не мог с собой поделать, просто постоянно хотелось обнимать ее, целовать, смотреть, быть рядом. Однако Рита смущенно отвернулась, не привыкла она к столь открытым публичным ласкам.
– Вить, тут же люди, – шепнула себе под нос Романова. Тогда я взял ее за руку и потянул за собой в школу.
– Значит, буду хорошим мальчиком на улице и плохим дома, имей в виду.
– Дурак, – ткнула она меня в бок, тихо прыснув. Такая милая, нежная, из Риты словно сочился свет. Порой я ловил себя на мысли, что чертовски боюсь потерять этот свет, боюсь потерять Риту. Глупость, конечно, ведь мы были вместе, теперь-то уж никаких секретов и недомолвок. Однако я все равно переживал.
А на втором этаже мы столкнулись с Кириллом, он шел вместе с Акимом и Юркой. Взгляд Иванова моментально зацепился за наши с Ритой сцепленные руки, губы его скривились, выражая угнетающую враждебность.
– Вон оно что, – пренебрежительно бросил Кир, закатив глаза. Он двинулся обогнуть меня, но я резко дернул его за руку, останавливая.
– Сотри эту высокомерную ухмылку с морды, тебе не идет, – процедил холодно. Дожидаться ответа не стал, потянул молча Романову за собой. Прошла уже неделя, пора было заканчивать детские обиды, а Иванов, казалось, все больше раздражался. Я не узнавал в нем своего лучшего друга.
– Вить, вы поругались? Это из-за матча? – как в воду глядела Рита.
– Нет, это потому что у него кукушка навернулась.
– Витя, – и снова этот виноватый тон, глаза в пол, дрожащие плечи. – Может, я поговорю с ним? Все объясню…
– Рит, это не из-за тебя, поверь. Перебесится, поговорим. Первый раз что ли, – я улыбнулся, не сказать, что особо радостно, но никакого огорчения не чувствовал. А Иванов, в самом деле, обычно долго отходит. Нужно лишь дождаться часа икс.
* * *
В среду я пошел на тренировку, но лучше бы пропустил. Все было не так, казалось, команда распалась, казалось, они объявили мне публичный бойкот. Рыжов и тот заметил, кричал на них, однако тем хоть бы что. Я принципиально слова не сказал, ни в этот раз, ни в четверг, ни в пятницу.
Злился, конечно, начал промазывать, сам себя ругал, что воспринимаю все так близко к сердцу. Давал время себе и парням остыть, успокоиться. Да только никакое время не помогало вернуться в строй. В итоге стало еще хуже: человек пять начали со мной общаться, подстраиваться, передавать пасы, что не устраивало Кира, который, кажется, и заправлял всей этой движухой.
Однажды Иванов окончательно слетел с катушек и подставил подножку Вове Савину, тот грохнулся лицом вниз, счесав коленки до крови. Я не выдержал, мы сцепились с Кириллом, ну и как следствие, он получил от меня по роже. Серьезно, заслуженно, а может, и мало. Рыжов нас, конечно, разнял, вызвал к себе на ковер, отчитал как десятилеток. И пусть он говорил правильные вещи, я ничего не мог поделать со своей злостью, а Кир с обидой.
В раздевалке мы опять сцепились. Уже собирались выйти на улицу, как неожиданно вмешался Аким:
– Вы, парни, будто бабу поделить не можете, – крикнул Гедуев.
– А он ради трехминутной блажи нас послал, разве не очевидно? Хорошо дает, а, Шест?
Сжав руку в кулак, я ударил в живот Кира, тот моментально согнулся, и парни спохватились, вырастая между нами.
– Еще раз слово в ее адрес скажешь, убью! Понял?!
– Гребаный каблук! Друзей на баб не меняют! Да сколько у тебя таких будет! – орал не своим голосом Иванов.
– Друзей и девушек на одну ступень не ставят. Спустись на землю, Кир! Она – это она, ты – это ты!
– Иди нахер!
И нет, это была не последняя наша ссора. Да и команда не могла сыграться на площадке из-за наших с Ивановым конфликтов. Они словно пытались варьировать где-то между, словно хотели мира, который отчего-то не наступал.
Наверное, если бы не Рита, я бы не справился, сломался просто. Баскетбол и друзья для меня всегда были важной частью жизни, в них я находил отдушину. Стоило только взять мяч, подойти к кольцу, как сердце зажигалось невидимой энергией. Мне нравилась атмосфера игры, нравилось ощущать себя одним из «Воронов», а уж когда мы забивали победное очко, душа ликовала.
Спорт – наркотик, привычка, выработанная годами. А команда – вторая семья. Я смотрел на происходящее на площадке, смотрел на то, как моя семья разрушается крупица за крупицей. Порой на тренировках я останавливался и молча взирал на них, с досадой
