— Безусловно, государыня, читал и иные, — Державин закатил глаза, припоминая начало стихотворения. — Москва, и град Петров и Константинов град — вот царства русского заветные столицы. Но где предел его и где его границы… [Федор Тютчев. Русская география. Полное стихотворение в приложении]

— И эти стихи так не похожи друг на друга… Но тут нет еще одного, короткого, но глубокого, — сказала Екатерина и продекламировала «Умом Россию не понять…».

— И все это некий господин Надеждин? — с сомнением спросил Державин.

— Сперанский… — государыня, только что бывшая некоем романтическом настроении преобразилась и продемонстрировала властность: в движениях, взгляде, тоне. — Вам следует с ним познакомится и понять, что это за человек!

— Ваше Величество, могу ли я узнать, а в какую сторону смотреть? Что искать? — Державин был недоволен таким заданием, но отказываться и не думал.

Императрица не поленилась объяснить.

За свою жизнь Екатерина Алексеевна многое видела и замечала. Нередко самые, на первый взгляд, незначительные события, могли привести к большим потрясениям. Будучи женой Петра Федоровича, она оттачивала мастерство интриг на русском дворе, получив неплохую теоритическую подготовку от своей матери. Став императрицей, при этом не имея ни единого права на русский престол, Екатерина Алексеевна лавировала в русской политике и вылавировала.

Когда-то вокруг Павла Петровича собирался круг еще не заговорщиков, а так… почитателей наследника. Первую скрипку там играл Никита Панин. Екатерина быстро среагировала и упразднила угрозу.

Сейчас, когда то и дело шалит здоровье, государыня это понимала отчетливо, вокруг Павла должны появиться люди, которые захотят рискнуть и… нет, вряд ли будет переворот, хотя Екатерина и этого не отрицала, но не получится посадить Александра. Она хотела лишь подождать пару лет, пока у Александра не родится сын, ну и пока он сам не станет мудрее.

И тут непонятное шевеление рядом с Павлом. Куракин… Его Екатерина хорошо знала и ранее определила, как слабого чиновника, безынициативного, если не сказать, что трусоватого не самого блистательного ума. Потому она и удивилась прыти князя Алексея Борисовича. Было впечатление, что кто-то подталкивает Куракина к действиям.

Следовательно, нужно понять кто есть такой этот Сперанский? Такое складывается ощущение, что он и жнец и жнец и на дуде игрец, то есть молодец во многом. Талантище. Или тут законспирированная группа? Масоны? Не похоже, эту версию Безбородко проработал первой.

— … проверьте, Гаврила Романович, кто рядом со Сперанским и Куракиным. Нет ли там чьих следов: французы, англичане, не важно кто, но будьте внимательны. Если что-то заподозрите, то далее работайте с Александром Андреевичем Безбородко. Марков не будет в этом участвовать, потому как он в любезных отношениях с Платоном Александровичем, который знать ничего не должен, — напутствовала Екатерина Державина. — Пиит иного пиита должен приблизить к себе. Одарите лестью и Алексея Борисовича Куракина и его секретаря.

Ничего не оставалось делать великому русскому поэту и видному чиновнику, как подчиниться воле государыни. Между тем, Державин сам заинтересовался этим Сперанским.

*…………*…………*

Петербург

15 ноября 1795 года

Переезд до Тулы, после на Москву и, не задерживаясь в Первопрестольной, на Петербург, было сродни гонке. Кони нередко переходили на рысь, часто менялись на почтовых станциях, причем в первую очередь. Лиховцев имел какую-то бумагу, которая позволяла слать всех туда, куда и Макар телят не водил, но забирать лучших лошадей. Были некоторые деятели, которые пытались качать права, но поручик Лиховцев Дмитрий Николаевич затыкал даже полковников, было, что и одного князя. Имя Платона Зубова все-таки прозвучало. Так спешили, что Северин нагнал нас только за Москвой, на тракте в Петербург.

И пусть я был вместе с Агафьей и сперва мы даже шалили, но в остальном этот вояж стал сущим испытанием. Проколотая задница не позволяла нормально сидеть в карете, тем более, быть верхом. Пусть и терпимая, не острая, но постоянная боль сильно раздражала.

И это вылилось даже в то, что я согласился на дуэль на саблях. Идиотизм с моей стороны, но это я вызвал на дуэль. Но лучше уже так, представить себя стороной оскорбленной и выбрать оружие. И вот она неопытность. Меня заболтали и в итоге я кивнул не в самый подходящий момент, тем самым, оказывается, я согласился на бой на саблях. А ведь специально подстраивал все так, чтобы выбрать пистолеты. Был бы нормальный секундант, а не такой же гусар, как и тот, с кем я дуэлировал, вероятнее всего, меня так бы не обманули. Ну и я простофиля, задним умом думал.

Моим противником был Владимир Петрович Юрковский, так он представился, хотя я подслушал, что он что ни на есть Юрко. Что сказать? Стыдно было получать издевательства и осознавать свою никчёмность, как фехтовальщика. Я обещал себе, что стану в этом лучшим. Хоть какое-то утешение от проигрыша было в том, что я могу стать намного лучше, чем задиристый коротышка Юрковский.

Было у меня и две банальные драки, смог вывести на агрессию. Тогда я уже оторвался по полной и показал, что такое быть умелым бойцом-рукопашником.

Так что было сложно и физически и психологически. Стать товарищами с этими конвоирами я не смогу никогда.

А еще погода… Это был ужас. Метель была таковой, что, когда, выходишь из кареты, становишься изваянием из снега. Все это резко сменялось дождем, после лужи покрывались льдом. Кони не хотели идти и часто приходилось выходить из холодной кареты и вручную тянуть животных. Но все проходит, прошло и это.

Агафью, как и Северина, отправили прочь, предупредив, запугав, что ничего рассказывать они не могут. Меня привезли сразу же к Зимнему