флоту дорян.

Встает в моей душе дочерний брак,

Вполне достойный Пелопова дома.

Когда отец стоял у алтаря

Венчального, как жертвоприноситель,

Перед своим вещаньем задрожал

Сам Калхас, даже пламя отступило.

О, дом, злодейств исполненный. Купили

Мы кровью ветер и волну убийством.

Кормилица

Но тысячи судов надули паруса!

Клитеместра

Нет, не был бог благоприятен флоту:

Авлида нечестивые суда

Извергла, но при знаменьях зловещих

Начатую он плохо вел войну.

Он взял, любовью к пленнице плененный

И старца Фебова мольбой не тронут,

В добычу дочь его, уже тогда

Пылая страстью к девам посвященным.

Угрозами его не мог сломить

Ахилл неукротимый, ни сам Калхас,

Кто видит судьбы мира (верным был

Он вещуном на истязанье мне,

Зато плохим, когда дошло до пленниц),

Ни весь народ, чумою пораженный,

Ни погребальные костры. Среди

Крушенья Греции он, побежден

Не воином троянским, а Венерой,

Находит время чахнуть от любви,

Чтоб ложе не осталось праздным, он

Берет наложницей Лирнессиду.

Ему не стыдно оторвать ее

От груди мужа. Чем не молодец —

Парисов враг, прелюбодейства мститель!

Теперь он новым пламенем горит

К пророчице фригийской. Торжествуя

Под Троею, разрушив Илион,

Он зятем возвращается Приама.

Душа, готовься: ждет нелегкий бой.

Я первая должна свершить злодейство,

Пока скиптр Пелопа не перешел

Наложнице фригийской в обладанье.

И что помехой? Девочки-сироты,

Орест, похожий на отца? Подумай,

Какие беды ждут твоих детей,

Какую бурю принесет в наш дом

Неистовая мачеха? А если

Нельзя иначе, порази себя,

Пусть меч один погубит вас двоих.

Губя, сама погибни, кровь смешай:

Счастлива смерть, с кем хочешь умереть.

Кормилица

Остановись, царица, и подумай,

На что дерзнешь: грядет к нам победитель,

Свирепой Азии, Европе мститель,

Везя с собой пергамскую добычу

И побежденных наконец фригийцев.

Тому коварство строишь ты, кого

Ахилл мечом коснуться не дерзнул,

Хоть и рвалась свирепая рука.

Ни сам Аякс неистовый, ни Гектор

(Единая для данаев помеха),

Ни стрелы Париса, ни черный Мемном,

Ни Ксанф, загроможденный грудой тел,

Ни Симоис с багряными волнами,

Ни белоснежный Кикн, потомок моря,

Ни Резова фракийская фаланга,

Ни амазонки с расписным колчаном,

С рукой секироносной. И его ли,

Домой вернувшегося, ты готова

Заклать, убийством осквернив алтарь?

Иль Греция, в величии победы,

Оставит это дело неотмщенным?

Представь себе оружье, коней,

Покрытое судами море, землю,

Напившуюся кровью глубоко,

И всю судьбу сраженной нами Трои,

Упавшую на данаев. Сдержи

Порыв свирепый, успокой свой разум.

Эгист. Клитеместра. Кормилица

Эгист

Вот день пришел, которого всегда

Боялся я душою и умом.

Душа, зачем повертываешь тыл?

Зачем при первом натиске слагаешь

Оружие? Подумай, что тебе

Ужасную судьбу готовят боги.

Противостань презренной головой

Всем козням, смело грудь подставь железу.

Что смерть тому, кто был рожден, как я,

В нечестии. Опасностей моих

Союзница, дочь Леды, только ты

Не оставляй меня. Тебе воздаст

За кровь родную этот вождь трусливый,

Отец отважный. Но зачем бледнеет

Твое лицо и неподвижен взор?

Клитеместра

Любовь супружеская побеждает.

Вернусь туда, откуда мне и прежде

Не следовало уходить, не поздно

Вернуться мне на прежний добрый путь.

Кто кается в грехе, почти невинен.

Эгист

Безумная, куда несешься ты?

Иль веришь и надеешься, что будет

Спокойный брак с Атридом? Если даже

Ничто больших не возбуждает страхов,

Но, высоко поставленный судьбой,

Теперь он будет горд невыносимо.

Он был тяжел пока стояла Троя.

Что ж, думаешь, душе его свирепой

Прибавило паденье Трои? Царь

Он был в Микенах, а придет тираном.

Возносит душу счастье. Он приходит.

Какой толпой наложниц окружен!

Из них одна душой царя владеет,

Служительница бога предвещаний.

Иль согласишься с ней делить постель?

Она-то не захочет! Для жены

Нет больше зла, чем если домом мужа

Наложница владеет. Ни престол,

Ни брак не допускают соучастья.

Клитеместра

Эгист, зачем опять толкаешь в бездну

И разжигаешь усмиренный гнев?

Пускай себе позволил победитель

Неверность с пленницей. Жене, царице

На это, право, нечего смотреть.

У ложа частного и у престола

Различные законы. Не могу

Я быть суровой к мужу, о своем

Проступке гнусном помня. Тому легко

Простить, кто сам нуждается в прощенье.

Эгист

Вот что! Простить друг друга? Ты забыла

Права царей иль никогда не знала?

Суровы к нам и ласковы к себе,

Они считают высшим правом власти

То совершать, чего нельзя другим.

Клитеместра

Елена ж прощена. Она домой

Вернулась с мужем, в равную беду

И Азию повергнув, и Европу.

Эгист

Но ни одна любовница Атрида

Не увлекла Венерой потаенной,

Соблюл он сердце, верное жене.

А твой уже готовит обвиненье.

Пусть дел постыдных ты не совершила,

Что пользы в жизни честной? Ненависть

Не ищет, а сама творит виновных.

Иль, презренная, устремишься ты

К родимой Спарте, к твоему Эвроту

И дому отчему? Нет, безысходен

Развод царей. Не льсти себя надеждой.

Клитеместра

Никто не знает о моем грехе,

Один лишь верный человек.

Эгист

Не входит верность.

Клитеместра

Я ее куплю.

Эгист

Всегда продажна купленная верность.

Кормилица

Встает в душе былая добродетель.

Зачем твои мне ласковые речи

Советов злых? Презрев царя царей,

Изгнанника она женою станет.

Эгист

А почему Атрида ниже я,

Тиэстов сын?

Кормилица

Уж прибавляй: и внук.

Эгист

Я был рожден с благословения Феба

И не стыжусь рождения моего.

Кормилица

Виновником породы нечестивой

Ты называешь Феба? Но его

Прогнали вы с небес, когда внезапно

Настала ночь. Позор ваш на богов

Не сваливай. Умеешь ловко ты

Вползать змеей в супружеские спальни,

Мужчина ты в одних делах любви.

Скорей беги и унеси с собой

Бесчестье дома нашего: он ждет

Супруга и царя.

Эгист

Не ново мне

Изгнанье, к бедам я привык. Царица,

Коль ты велишь, не только этот дом,

И Аргос я покину, но не медля

Железом грудь кручинную открою.

Клитеместра

Так и позволит это Тиндарида!

Союзники мы были во грехе,

И я должна быть верной. Лучше вместе

Пойдем обсудим, как распутать узел

Сомнительных и грозных этих дел.

Хор

Аполлона воспойте веселой толпой,

Увенчавши главы.

Для тебя, для тебя, лучезарный Феб,

У Инаховых дев

Зеленеют лавровые ветви в кудрях,

Струящихся с плеч.

Кто студеные пьет Эрасина ключи,

Кто пьет Эврот

И безмолвно текущий в зеленых брегах

Лазурный Йемен,

И фиванские гостьи, вмешайтесь в наш хор:

Научила вас

Пророчица Манто, что знает судьбу,

Тирезия дочь,

Законорожденных детей почитать

Весельем святым.

О, Феб победитель! Мир наступил:

Ослабь твой лук

И легкими стрелами полный колчан

Сними с твоих плеч.

Пускай под ударом быстрой руки

Нам лютня поет.

Напевов воинственных я не хочу

И высоких ладов.

Сыграй нам простую и нежную песнь,

Какую всегда

На легкой лире привык ты играть

Для Музы твоей.

А хочешь, так спой нам и важную песнь,

Которую пел,

Увидев, как молний небесных огонь

Титанов сразил.

Иль, когда на хребты взгромождая хребты,

До самых небес

Воздвигли чудовища ряд ступеней

И на Пелион

Поставили Оссу, и их сдавил

Сосноносный Олимп.

Приди, скиптродержца высоких небес

Жена и сестра,

Царица Юнона! Мы чтим тебя

В Микенах твоих.

Ты Аргос тревожный, взносящий мольбы

У твоих алтарей,

Одна охраняешь, и мир, и войну

Ты держишь в руке.

Агамемнона лавры победные ты

Прими себе в дар.

Тебе многоскважная флейта поет

Торжественный гимн.

Аргосские девы на нежных струнах

Прославляют тебя,

И матери Греции в честь тебя

Бросают огни.

Перед твоим белоснежным телка падет

Святым алтарем,

Не знакомая с плугом, чью шею ни раз

Не давило ярмо.

И ты, громовержца великого дочь

Паллада, копием

Ударявшая башни дарданцев не раз!

Прославляют тебя

Всех возрастов женщины – смешанный хор

Из старцев и дев.

Пред богиней грядущего двери во храм

Разверзают жрецы,

К тебе, увенчавший венками главы,

Приходит толпа.

Дряхлолетние, слабые старцы тебе

За свершение молитв

Воздают благодарность, дрожащей рукой

Возливая вино.

И тебе, о, Диана, мы гласом зовем,

Знакомым тебе,

Ты велела, Люцина, чтоб Делос, где мать

Тебя родила,

Не носился, как раньше, по воле ветров,

А недвижимым стал,

Глубоко прикрепленный корнями к земле,

В тихих гаванях он

Корабли укрывает, которым вослед

Носился он сам.

Ты считаешь умерших Ниобы детей,

Пораженных тобой,

А теперь на вершине Сипила горы

Камень слезный стоит,

И все новые слезы до нашей поры

Древний мрамор струит.

И мужи, и жены – мы чтим горячо

Латоны детей.

О молний владыка, ты прежде всех

Правитель – отец,

По воле которого разом дрожат

Оба края земли, —

Прими, о