— Снова ты! — Произнес Ранзор и стал бродить вокруг. — Здравствуй, ничтожество, мусор! Ты так и не понял?! Никакой ты не избранный, лишь никчёмная посредственность, обуза для семьи и окружающих! Ты ведь это осознаешь, правда? — Ранзор растворился тенью и стал переливаться в воздухе. — Не знаю как, но я рад, что ты видишь меня, впервые за всё долгое время моего здесь заключения, меня кто-то видит. Пожалуй, я развлекусь с твоей душой, порву её, чтобы ты никогда не смог покинуть это место, нужно же мне с кем-то скоротать вечность. — Ранзор усмехнулся и исчез.

Во тьме возникли Дамир, Тэсса, Мама и Папа. Они стояли на коленях, и рядом вновь возник Ранзор с дубинкой, обмотанной колючей проволокой. Он стал водить битой по лицам матери и отца, царапая щёки. Родители дрожали, а их взгляды молили о прощении за все ошибки и грехи, они каялись перед самим дьяволом в мнимой надежде спастись самим и позаботиться о своих детях.

Макс схватился за сердце, чувствуя, как оно сжалось, готовое разбиться, но глаза всё ещё следили за убийцей. Ранзор вдруг метнулся к Дамиру и с размаху ударил битой в грудь. Дамир рухнул на спину и закашлялся. Ранзор стал избивать его, удар за ударом, по ногам и рукам, голове и груди, заливая всё лужей крови, а Дамир всё кашлял и кашлял, пока не захлебнулся в кроваво-рвотных массах и не отключился.

После чего Ранзор подошёл к Тэссе, и выражение её лица так же расплылось в мольбе. Бита упёрлась ей в подбородок, приподняла голову.

— Начнём-с! — Воскликнул Ранзор и, размахнувшись, ударил битой по лицу.

В Максе всё застыло, предстало смазанной масляной картиной, где красками были кровь, разодранная плоть и слёзы от увиденного — глухих ударов биты в родственную плоть. И в Максе, в этом куске льда, всё хрустело и ломалось.

Близкие люди становились мясом, а Макс и пальцем не пошевелил, ибо не смел подняться на защиту, осмеливаясь наблюдать лишь краем глаза. От каждого удара, кашля и стона тошнило и трясло, от всех этих криков, ударов, запаха крови.

Макс трясся и рыдал, и по его ноге хлынула тёплая, с терпким запашком струя. И всё меньше в нём оставалось человеческого и живого, пока его близкие стонали, взывая и вымаливая хотя бы каплю милосердия. Макс же не смел даже пискнуть в эту сторону или кинуть гневный взор, только валялся в куче собственной рвоты и мочи, а рыдания, стенания и плачи делались всё тише, пока вовсе не замолкли. Лишь теперь Макс подполз к мёртвым телам, их нельзя было узнать.

— Странно… — Произнёс голос. — Твоя душа должна была порваться!

Макс не ответил, а только тихо плакал и всё впитывал это отчаяние и страх, желание умереть, исчезнуть или вовсе не рождаться. Макс скрючился, напрягся и прижал руку к сердцу. Что-то растягивало брешь, рвало душу. Макс больше не мог здесь находиться.

Он отказывался и потому стал выбегать из пещеры со всех ног, но замедлился всего на секунду, когда пересёкся с изумлённым взглядом, попранной верой и надеждой больших золотисто-медовых глаз, вдруг наполнившихся свинцом, но бесконечная секунда оборвалась.

Макс отвернулся и убежал. Он бросился вниз по склону, спотыкался и падал, катился кубарем, пока не запутался во внезапно выросшей траве и остался лежать в ней. Макса трясло, он рвал на себе волосы, царапал и колотил себя по голове, брал грязь и размазывал по лицу, обдираясь мелкими камнями, только бы перебить внешней болью боль внутреннюю. Изуродовать себя, чтобы плоть уподобилась духу. Таким его и нашёл Дамир.

— Эй, эй, полегче! — Крикнул он, придавил его к земле и затряс, но взгляд брата всё ещё был где-то далеко.

Тогда Дамир с размаху влепил Максу такую пощёчину, что он вскрикнул, а лицо его тут же побагровело.

— Этого мало, ударь сильнее! — Сказал Макс, лёжа в грязи.

Дамир уловил его ясный взгляд и встал.

— Поднимайся! — Приказал он.

— Я вас предал! Я всех вас предал, и я, я не хочу так жить, я не хочу с этим жить! Прошу, позволь мне сдохнуть!

— Макс! С каких пор ты ползаешь в грязи и ноешь, жалеешь себя? Ты ведь никогда таким не был, да что с тобой?! — Закричал Дамир.

— Всё это брешь в душе! Меня ломает, и я уже не вижу света. Дамир! Эта брешь, я не могу, я просто не могу даже подняться, мне страшно заглянуть в глаза, твои, Тэссы. И даже в свои собственные. Боюсь того, что увижу в них!

— Каждый пёс боится чего-то, каждый испытывает страх, но это не конец света. Знаю, ты считаешь меня храбрецом, может быть так и выглядит, но мир пугает меня точно так же, как и тебя, и я знаю, что и он боится не меньше. Не буду отрицать, ты дал слабину, но ведь признался? Так прояви же волю, вернись к своему страху и надери ему зад.

Макс всё ещё валялся, но уже не был потерян, снова видел свет и мог тянуться к нему.

— Ну что, всё ещё считаешь страх прекрасным? — Спросил Дамир, когда они взбирались по холму.

— Считаю, но в этот раз он пересилил чувство красоты, я слишком увлёкся и не заметил его силы. — Макс остановился и взглянул на вершину холма.

Дамир устремил свой взор туда же. Там стояла Тэсса, объятая пламенем. Макс услыхал кувалду, бьющую в окаменевшее сердце и клокочущую в жилах злобу, увидел руки с отросшими когтями и тело, сотканное из прочной, посеревшей глины, и глаза, прожжённые холодным светом.

— Тэсса? — Окликнул её Дамир.

Она чуть пригнулась и стремительным прыжком взмыла к небу, затем с кошачьей грацией приземлилась рядом с Максом и ударила когтями. Дамир успел оттащить брата и взмахнуть рукой. В ту же секунду под ногами Тэссы открылся гейзер и выстрелив грунтом отбросил её.

— Ты что творишь?! — Закричал Дамир.

Тэсса же вскочила и бросилась на него. Он снова замахал руками, преграждая путь каменными блоками, но они рушились один за другим под натиском когтей и все до единого обратились пылью, из которой выскочила Тэсса. Ударом ноги в грудь она опрокинула Дамира и метнулась к Максу, но в неё врезался огромный плоский валун и сбил с ног. Она поднялась и побежала снова. Теперь, сколько бы валунов не пыталось её сбить, всё было тщетно. Она то перепрыгивала их, то скакала между ними, то взбиралась прямо на валуны