Шрифт:
Закладка:
Мэтр Фонкер последний раз досадливо развел руками. Я в последний раз сказала, что совсем не держу на него обиды. А он, все еще недовольный, бурча под нос и досадуя на собственное нелюбопытство, уехал в город, пожелав мне всяческого благополучия.
Останавливаться в трактире герцог не пожелал. Вечер был достаточно теплый, и солдаты быстро раскинули на одной из придорожных лужаек походную палатку. Запылал костер, возле которого суетились слуги. У меня и баронессы было время на то, чтобы умыться и привести себя немного в порядок.
По полянке плыли аппетитнейшие запахи: над костром шкворчали нанизанные на шомпол от ружья куриные тушки. Рядом с огнем на плоском камне подогревались караваи хлеба. Лакей, разместив на маленьком складном столике головку сыра, отрезал огромным ножом тонюсенькие пластины. Кажется, предполагался даже десерт: прихваченные с баронской кухни сладкие пироги были горкой выложены на фарфоровые тарелки и ждали своего часа.
Ужин немного припозднился. К этому времени и я, и баронесса, и скачущие по траве девочки ощущали сильный голод. Несмотря на походные условия, этикет соблюдался тщательно: девочек кормили отдельно, и к их столу принесли целый кувшин парного молока. А я и баронесса Хордер получили официальное приглашение на ужин с герцогом. Пожилая дама была несколько утомлена дорогой. В трактире для нее и девочек готовили комнаты, поэтому, быстро перекусив и даже не пожелав ждать десерта, она попросила разрешения откланяться.
Меня умилил ее прощальный жест. Очевидно, был он продиктован заботой о моей репутации. С точки зрения баронессы, я, как вдова, не могла себе позволить ужин наедине с мужчиной, пусть даже за тонкими стенками палатки слышались шаги стражи. Поэтому, покидая коллективный ужин, баронесса озаботилась тем, чтобы оставить полог палатки распахнутым настежь. Это было нечто вроде открытых дверей в комнату: каждый мог видеть, что здесь не происходит ничего непозволительного.
Герцог тоже заметил этот маленький демарш и улыбнулся, глядя мне в глаза:
-- Надо же! Давно я не чувствовал себя таким гнусным соблазнителем! – лицо герцога в свете прыгающих от слабого сквознячка огоньков свечей казалось еще красивее, чем обычно.
Лакей поставил на стол исходящий ароматным паром кувшин и принялся разливать по чашкам травяной взвар. Я немного вытянула под столом ноги и откинулась на спинку складного стульчика. Тряска в карете утомила и меня, но так хороши и спокойны были эти минуты отдыха, что мне совершенно не хотелось торопиться вслед за баронессой.
Я ответила на его улыбку и поспешила пояснить:
-- Вы зря усмехаетесь, ваше сиятельство. Я, например, очень благодарна баронессе. Сама бы я про такую мелочь могла и не вспомнить.
-- Надо было вам, госпожа баронесса, послушать своего правителя, – несколько шутливо бросил герцог.
-- В каком смысле послушать?
-- Ну, я же приезжал к вам с предложением выдать вас замуж за хорошего человека. Если бы не ваше упрямство, госпожа фон Розер, – он улыбнулся с какой-то даже долей ехидства – Вы бы сейчас жили в собственном доме в Энкерте, вас защищало бы имя вашего мужа, барона Фруса. Более того, барон настолько стар и слаб здоровьем, что к зиме вы бы скорее всего вновь стали вдовой.
Только некоторым раздражением и усталостью от дороги можно объяснить мой не слишком почтительный ответ:
-- Знаете, господин герцог, я и так уже дважды вдова. Один господь знает, чем закончился бы мой брак с этим вашим бароном! Может быть, он еще и меня переживет. По мне, зависеть от прихоти мужа – не самое большое удовольствие в мире, так что оставьте меня в покое!
Возникла неловкая пауза, герцог несколько растерянно смотрел на меня, понимая, что его шутка было не слишком уместна. А я также растерянно смотрела на него, понимая, что от раздражения явно перешла границы: я разговаривала с ним так, как будто он был мне ровня. Я с испугом посмотрела на него и шепотом добавила:
-- Ваша светлость…
Герцог заговорил очень мягко:
-- Госпожа фон Розер, приношу вам свои извинения. Наверное моя шутка была грубовата, – казалось, он и в самом деле испытывает неловкость.
-- И вы простите мне непочтительность, ваша светлость, - смущенно добавила я.
Вечер, начавшийся столь заманчиво, был безнадежно испорчен. Над столом повисло тягостное молчание, и я боялась встретиться с ним взглядом. Через несколько минут я встала, поблагодарила за ужин, поклонилась и ушла. В какой-то момент показалось, что герцог окликнул меня, но если это и было так, то голос его был столь тих и неуверен, что я мгновенно убедила себя: мне мерещится.
Оставшиеся дни пути, как мне казалось, мы оба испытывали неловкость, встречаясь за столом. Герцог держался подчеркнуто отстраненно. Даже баронесса на третий день путешествия спросила меня:
-- Госпожа Любава, его светлость чем-то обидел вас?
-- Ну что вы, баронесса, никакой обиды! Я очень благодарна его светлости за то, что мое имя очищено от этой грязи.
-- Что ж, дело ваше, госпожа Любава, не хотите говорить – и не надо, – баронесса обидчиво отвернулась к окну кареты. Секунду подумав, я не стала ее разубеждать.
***
К башне, как и в прошлый раз, мы прибыли к вечеру третьего дня. Только-только стали ложиться первые сумерки, когда герцог, выйдя из кареты, сообщил:
-- Я думаю, госпожа фон Розер, что в вашей деревне