себя более не связанным с теми, кто уже предал меня. Но пути к бегству не было. Я не подготовил никаких мер для моей личной безопасности. Никаких приготовлений к отъезду из Гатчины не проводилось. Нас было слишком мало для вооруженного сопротивления — меньше десяти. Побег из дворца также был невозможен. Дворцовая территория, построенная Павлом I в виде замкнутого прямоугольника, имела лишь один выход, уже занятый смешанной гвардией из казаков и матросов.

Пока мы обсуждали, как выбраться из ловушки, появился один из смотрителей дворца, предлагая помощь. Он объяснил, что ему известен секретный подземный выход, ведущий за пределы дворца, но воспользоваться этим выходом до наступления темноты невозможно. Если до этого ничего не происходило, то можно было выбраться с помощью этого потайного выхода. Я попросил своих товарищей не терять времени и спасаться один за другим, насколько это возможно.

Лично я и лейтенант Виннер решили не сдаваться предателям живыми и точка. План наш состоял в том, что, пока банда матросов и казаков будет искать нас в передних комнатах, мы сведем счеты с жизнью в задних, благо наши револьверы оставались при нас. В то время, утром 1 ноября 1917 года, это решение казалось совершенно простым, логичным и неизбежным.

Время шло. Мы ждали. Внизу торговались. Вдруг, часа в три пополудни, прибежал тот самый солдат, который утром принес нам известие о прибытии Дыбенко. Лицо его было бледно, как смерть. Сделка заключена, пояснил он. Казаки купили свою свободу и право вернуться в свои дома с оружием в руках ценой всего лишь одной человеческой головы! Для осуществления сделки, т. е. моего ареста и выдачи большевикам, вчерашние враги вполне дружелюбно избрали смешанную комиссию. Матросы и казаки готовы были в любую минуту ворваться в мои комнаты.

Какова была роль Краснова в этой сделке? В архивах Ставки есть краткий и красноречивый ответ на этот вопрос. 1 ноября генерал Духонин получил телеграмму от Краснова: «Я приказал арестовать главнокомандующего, ему удалось бежать».

Те, кто видел в это время генерала Духонина, говорят, что, получив телеграмму, он был убежден, что приказ о моем аресте отдан из-за моего намерения пойти на компромисс с большевиками.

Соглашение между казаками и матросами, казалось, окончательно урегулировало положение, не оставив мне выхода. Но случилось чудо!

В комнату входят двое мужчин, которых я никогда раньше не встречал и не знал, — солдат и матрос.

— Нельзя терять время. Наденьте это.

«Этим» оказались матросский бушлат, бескозырка и автомобильные очки. Бушлат слишком короткий для меня. Бескозырка слишком мала и постоянно спадает. Наряд для маскарада кажется нелепым и опасным. Но ничего не поделаешь. У меня всего несколько минут.

— У ворот, перед дворцом, вас ждет автомобиль.

Мы прощаемся.

Вместе — матрос и я — выходим из моих комнат через черный ход. Мимо двери проходят два матроса.

Они медленно идут по пустому коридору, занятые тихим, небрежным разговором. Прямоугольный коридор кажется бесконечным.

Наконец, мы на лестнице. Идем вниз к единственному выходу, уже занятому смешанным караулом из казаков и матросов. Малейшая ошибка, неуверенный шаг, и мы будем обнаружены, и все будет потеряно.

Но мы, кажется, вообще не думаем о такой возможности. Ноги двигаются совершенно автоматически, с идеально сбалансированной точностью, как хорошие машины. Проходим мимо охранника у входной двери как ни в чем ни бывало!

Двигаемся под аркой. Мы оглядываемся. Я, конечно, выгляжу нелепо. Опять ничего.

Проходим на возвышение перед дворцом. Все пусто. Там никого не видно! Нет автомобиля. Сначала мы не можем понять, что произошло.

Мы идем дальше.

Где? Мы не знаем. Двигаться быстрее невозможно.

— Что-то напутали, — говорит мой новый товарищ.

— Пошли назад, — отвечаю я.

Мы возвращаемся.

Мы снова под аркой. Мы оглядываемся. Сейчас за нами наблюдают.

Возвращаемся во дворец, через дверь, противоположную той, через которую мы вышли. Эта дверь ведет прямо в комнату охраны.

Мы слышим затихающий отдаленный рев. Матросы Дыбенко и казаки Краснова бегут наверх, чтобы арестовать меня.

В этот момент нас встречает тот самый друг, который сказал нам, что на выходе нас будет ждать автомобиль.

Незаметно, с видом полного безразличия, он проходит мимо нас, говоря:

— Произошло недоразумение, автомобиль ждет вас на выезде из города, у египетских ворот.

Поворачиваемся и оказываемся в третий раз под аркой.

Это уже слишком. Охранник делает шаг вперед в нашу сторону. Но вот, под аркой, стоит верный друг, офицер, помещенный туда по возможной «необходимости». Он покрыт бинтами; его лицо и тело несут шрамы войны. Он «внезапно» теряет сознание и падает прямо в объятия того, матроса или казака, — не помню, — который собирался подойти к нам.

Все взоры обращаются на потерявшего сознание офицера. Проскальзываем.

Мы шагаем по городу. Дорога длинная. Постепенно набираем скорость. Встречаем извозчика. Запрыгиваем внутрь.

— Пошел!

Издалека видим машину у египетских ворот. Кажется, что мы никогда не достигнем этого. Мы почти задыхаемся от нетерпения. Наконец мы у пункта назначения. Мы суем в руку извозчика смехотворно крупную купюру. Его глаза с удивлением смотрят на машину, летящую с бешеной скоростью.

Авто отличное. Так же как и шофер, летчик. Мы несемся по шоссе в сторону Луги с фантастической скоростью. Шофер — мастер вождения. В салоне нашлись ручные гранаты, значит в случае необходимости мы сможем защититься.

Через несколько минут после нашего побега начинается погоня.

Куда и как я сбежал — загадка для всех во дворце.

Некоторые друзья во дворце принимают самое активное участие в приготовлениях. Наш солдат, шофер, человек, абсолютно преданный мне, кажется «разъяренным» побегом. Он добровольно возглавит погоню. На моей собственной машине, которую я использовал на фронте, он следует по пути нашего побега.

Другие идут в противоположном направлении. Автомобиль моего «преследователя» полон врагов. Но это его не беспокоит. На полном ходу отличная машина «вдруг» ломается. Нас уже не обогнать.

Но мы этого не знаем. Мы ускоряемся. Но куда мы идем? Ведь не в Лугу? Мы не имеем ни малейшего представления о том, что происходило там в эти последние часы.

Рядом, в лесу, есть крестьянская усадьба. Жители — простые люди, не интересующиеся политикой, но честные.

Они знакомы с другом-моряком, с которым я сбежал из дворца, хотя он не видел их больше года. Осматриваем шоссе. Ни впереди, ни сзади не видно ни души. Мы останавливаемся. Мы оба выпрыгиваем и исчезаем в гуще леса. Автомобиль уезжает.

Издалека мы слышим прощальный звук его рожка.

Пока мы мчались в сторону Луги, с противоположной стороны к Гатчине подходили эшелоны с нашей долгожданной пехотой.

Но было слишком поздно.