Представление о методах подавления крестьянских восстаний в колчаковской Сибири, давал приказ ген. Розанова: «Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания, приказываю неуклонно руководствоваться следующим:

1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличности таковых имеются, — расстреливать каждого десятого жителя.

2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и т. д. — отбирать в пользу казны…

3. Если при проходе через селения жители по собственному почину не известят правительственные войска о пребывании в данном селении противника, а возможность извещения была, на население накладывается денежная контрибуция за круговой порукой. Контрибуции взыскивать беспощадно…

5. Объявить населению, что за добровольное снабжение разбойников не только оружием и боевыми припасами, но и продовольствием, одеждой и проч., виновные селения будут сжигаться, а имущество отбираться в пользу казны…

6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно.

7. Как общее руководство, помнить: на население, явно или тайно помогающее разбойникам, должно смотреть как на врагов и расправляться беспощадно, а их имуществом возмещать убытки, причиненные военными действиями той части населения, которая стоит на стороне правительства»[1459].

Точно так же на территории контролировавшейся деникинской армией, отмечает А. Грациози, «в соответствии с духом времени и практикой Первой мировой войны порки сопровождались уничтожением целых деревень (объявлявшихся «бандитскими гнездами»); расстрелами заложников (родственников предполагаемых «бандитов»); казнями каждого десятого из взрослых мужчин…»[1460].

Правда «вскоре, — вспоминал Н. Воронович, — начальство убедилось, что никакие жестокости карательных отрядов не могут обратить крестьян на путь послушания. Тогда решено было приступить к мирным переговорам… крестьяне поддались на уловку, распустили отряды и прекратили вооруженную борьбу. Но добровольцы не сдержали своих обещаний… На этой почве начались новые волнения, перешедшие вскоре в новое восстание. Крестьянство обратилось за помощью к союзникам, на что плк. Файн ответил, что он ничем им помочь не может. «Если бы добровольцы вас на моих глазах резали, я и тогда бы не имел права заступиться за вас, ибо ген. Деникин и его армия являются законной властью, признанной правительством короля Англии!»[1461]

Большевики применяли подобные меры подавления «русского бунта». Наглядный пример тому давал приказ отданный, при подавлении Антоновского восстания в Тамбовской губернии, В. Антоновым-Овсеенко и М. Тухачевским:

1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте, без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие… объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае не сдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно»[1462].

И такие приказы неуклонно приводились в исполнение. Вот лишь один из примеров: «На общем собрании крестьяне заметно стали колебаться, но не решались принять активное участие в оказании помощи по изъятию бандитов. По-видимому, они мало верили в то, что приказы о расстреле будут приводиться в исполнение. По истечении установленного срока был расстрелян 21 заложник в присутствии схода крестьян. Публичный расстрел, обставленный со всеми формальностями, в присутствии всех членов «пятерки», уполномоченных, комсостава частей и пр., произвел потрясающее впечатление на крестьян…». В соседней деревне были повторены те же приемы — взяты заложники в количестве 58 человек. В первый день был расстрелян 21 человек, на другой — 15… «В конечном результате перелом был достигнут, крестьянство бросилось ловить бандитов и отыскивать скрытое оружие…»[1463].

Эта практика была повсеместной и наиболее широко применяемой. Так, из Ярославля сообщали: «Восстание дезертиров в Петропавловской волости ликвидировано. Семьи дезертиров были взяты в качестве заложников. Когда стали расстреливать по мужчине в каждой семье, зеленые стали выходить из леса и сдаваться. Расстреляно 34 вооруженных дезертира»[1464]. 12 мая 1920 г. Ленин направляет комиссиям по борьбе с дезертирством инструкцию: «После истечения срока помилования, предоставленного дезертирам для сдачи властям, необходимо еще более усилить санкции в отношении этих неисправимых предателей трудящегося народа. С семьями дезертиров и со всеми, кто помогает дезертирам, каким бы то ни было способом, следует обращаться как с заложниками и соответственно с ними поступать»[1465].

Однако отдельные операции не всегда приносили успех, крестьянские восстания охватывали целые области, и тогда против них направлялась регулярная армия: «В районах прочно вкоренившегося восстания приходится вести не бои и операции, а, пожалуй, целую войну, — отмечал красный командарм Тухачевский, — которая должна закончиться полной оккупацией восставшего района, насадить в нем разрушенные органы советской власти и ликвидировать самую возможность формирования населением бандитских отрядов. Словом, борьбу приходится вести в основном не с бандами, а со всем местным населением»[1466].

Точно такие же меры борьбы «с русским бунтом» применяли и «белые», однако результат этой борьбы был прямо противоположен тому, которого достигали «красные»: «белый» террор приводил не к подавлению, а лишь разжиганию «русского бунта». И этот результат неизменно повторялся на всех фронтах гражданской войны:

«Белые» обречены на поражение, приходил к выводу командующий американскими войсками в Сибири ген. У. Грейвс, так как из-за бесчинств творимых ими «количество большевиков в Сибири ко времени Колчака увеличилось во много раз в сравнении с количеством их к моменту нашего прихода»[1467]. «По всей Сибири, — подтверждал министр колчаковского правительства Гинс в ноябре 1919 г., — разлилось, как сплошное море, крестьянские восстания. Чем больше было усмирений, тем шире они разливались по стране»[1468]. «Теперь для нас белых, — приходил к выводу в сентябре 1919 г. военный министр Колчака Будберг, — немыслима партизанская война, ибо население не за нас, а против нас»[1469].

На Юге России «административное банкротство («Белой власти») было полное и если старую власть не любили, то новую ненавидели…, — отмечал Р. Раупах, — Вера в самую идею новой власти была народом утеряна, и, выкопав из земли, запрятанные туда винтовки и пулеметы, крестьяне обратили их против белых. Начались восстания, которые, распространяясь с быстротой пожара, охватили всю