Завидев Изенгрина, она махнула ему рукой.

– Привет-привет, волчок, – поздоровалась она, когда мы облокотились о прилавок в стороне от волны покупателей.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Изенгрин. – Есть у вас клубнично-черничное?

– Отдельно или микс?

– Микс.

– Сестренке?

– Кому же еще.

Женщина отмахнулась от назойливого клиента, едва не перелезающего на ее территорию через прилавок, уже успевший принять на себя капли медовухи – видимо, при дегустации, – и вытащила из закромов огромную банку, прозрачную настолько, что варенье плавало будто бы в невесомости.

– Хель, хочешь?

– Что?

Изенгрин потряс банкой передо мной:

– Варенье. Очень вкусное. Тебе понравится, да и родственников порадуешь.

– Оно еще и недорогое, – встряла продавщица и рыночным тоном принялась рекламировать товар. – Намажешь на хлеб с утра – весь день будешь как богатырь. Сладкое, с лесным послевкусием. Сама себе парочку банок зажимаю неизменно. Жить не могу без этого варенья.

– Возьму клубничное, если есть, – вздохнула я, осознавая, что просто так от меня не отвяжутся.

Она полезла в ящики.

– Любишь клубнику? – чужое дыхание вкупе с женским голосом, мягким и тягучим, как патока, мазнуло по уху.

Вздрогнув, я отшатнулась и, похоже, испугала и девушку, так неожиданно ко мне приблизившуюся. Как и я, она отскочила, уставившись на меня широко распахнутыми карамельно-карими глазами.

У меня сердце замерло. Такой красоты я никогда прежде не видела. Высокая, одного роста с Изенгрином, тонкая и изящная, так что на ум приходили только лебеди. Как гостья из далекого Севера прошлого.

– Прости, – потупилась она. – Я не желала тебя напугать.

– Ничего, – проблеяла я, не зная, как разговаривать с такой невероятной девушкой. – Моя вина, извините.

– Не ожидал встретить тебя здесь, – вдруг обратился к незнакомке Изенгрин. – Ты же хотела остаться дома.

– Ага, – беззаботно ответила она, – но потом решила, что все-таки не могу упустить такое веселье. Люблю старые праздники. К тому же ты так много говорил о Хель, что я не могла не попробовать познакомиться с ней.

– Хель, это Оля, моя старшая сестра, – представил девушку волк. – Оля, Хель.

У меня даже не хватило сил, чтобы полюбопытствовать, почему Изенгрин ей обо мне «много говорил». Просто ответила на рукопожатие, надеясь, что пальцы не слишком дрожат.

– Я тоже заканчивала вашу школу, – сообщила Оля. – Тебе нравится? Никто не обижает?

– Это скорее она обижает, – хмыкнул волк. – Солейль от нее в восторге.

– О, правда? И как же?

– Они собачатся. Не прекращают совершенно.

– Солейль редко проявляет такую бурю эмоций. Теперь я еще больше уверена в том, что она особенная. Хель, – она перевела взгляд на меня, – что скажешь насчет соревнований? Изенгрин упоминал, они произойдут через несколько дней. Страшно?

– Нет, – пожала плечами я. – Скорее, наоборот.

– Похвально. Изенгрин, мы можем зайти кое-куда?..

Оля зацепилась за рукав его куртки длинными аккуратными ноготками; он с ласковой улыбкой провел ладонью по ее голове.

Полностью увлеклись друг другом.

Все-таки хорошо, когда есть братья или сестры. Нормальные, я имею в виду, а не как мой – бешеный веснушчатый комок с кашей вместо мозга.

Выдохнув в воздух облачко пара, я громко, чтобы слова пробили пелену наваждения, произнесла:

– Вы гуляйте вдвоем. Я сама справлюсь, исследую территорию.

– Точно? – участливо уточнил волк. – Не заблудишься?

– Спрошу дорогу, если что. Удачи вам повеселиться! Рада была познакомиться, Оля.

– Взаимно, – улыбнулась она. – Надеюсь, еще встретимся.

И, помахав на прощание, положив деньги на прилавок и взяв услужливо поданную продавщицей банку, я побрела куда глаза глядят, заранее зная, что уже заблудилась.

К счастью, температура была не такая уж низкая, а солнце начинало припекать; оно ощущалось на коже маленькими жужжащими пластинками, но еще не готово было растопить снег и лед. От ветра защищали многочисленные палатки, осадков не предвиделось – на небе ни единого облачка.

Повороты мелькали, а я все отдалялась от выхода. Разумеется, я знала, в какой он стороне, но тем не менее никак не могла его достичь, словно расположение ярмарочных улиц беспрестанно менялось. Меня то выносило к озеру, то заталкивало к сосновому бору. Куда угодно, только не туда, куда требуется.

Секунды на электронных часах сменяли друг друга. Я то и дело смотрела на цифры на дисплее. Два часа. Три. Три с половиной. Но я по-прежнему находилась в плену палаток и ларьков, и это было ненормально.

А с кем связано все ненормальное в моей жизни?

– Это ведь ты меня кругами водишь? – прошептала я себе под нос. – Да, Варвара?

Ведьма засмеялась, но не откликнулась.

– Зачем?

– Чтобы выкинуть твою душу в царство мертвых.

– Спасибо за честность. Я выберусь отсюда.

– Тебе не сломить мою иллюзию. У тебя нет магических способностей.

– Зато упрямства и злости не занимать.

Ее иллюзии были сильны. Как живые.

Противно, когда собственные глаза врут. Словно на переносицу водрузили мутные очки. Однако тело было мне дорого, и уступать его я была не намерена.

Час. Еще два часа. Скрип снега под подошвами, густеющий пар изо рта. Холодно. Зайти бы в один из шатров и купить горячего какао с шоколадкой, чтобы унять голод, да Варвара блокировала к ним доступ. Только улица. Только мороз и всеобщее веселье.

Никто не знал, что одна из девиц попала в лабиринт.

Ноги почти отнялись, и я замерла, переводя дыхание.

– Сдаешься? – хихикнула Варвара.

– Черта с два, – фыркнула я и снова пошла вперед.

Да хоть целый день, хоть целую вечность. Я скорее умру от усталости, чем позволю этой стерве войти в мир в моей плоти.

Очередной круг. Я привалилась плечом к опустевшему деревянному столику, возле которого недавно тряслась молодая девчонка с ворохом цветных объявлений. На какой-то конкурс зазывала, что ли. Меня кольнула зависть – она ушла, а я все еще здесь, хотя могла бы быть дома, если бы не древняя тварь, засевшая у меня в разуме, словно паразит.

– Перестань брыкаться, Ия, – пропела она. – Бесполезно.

На этот раз я ничего не ответила. Просто поползла, надеясь, что не потеряю сознание.

Все плыло, держать равновесие становилось сложнее. Умереть из-за такой мелочи печально.

Сердце пропустило удар, и я полетела вниз. Однако носом землю так и не вспахала – меня подхватили в сантиметре от сугроба и подняли на руки.

– Так и знал, что с тобой что-нибудь да случится, – буркнул Пак. Я определила, что это он, лишь по голосу. Исчезли цвета, очертания… Не было ничего, кроме жесткой ткани, к которой я прижалась лицом. – Эй, не мерзни, слышишь? Постарайся не засыпать. Только не засыпай.

Но я не могла скинуть с себя оковы дремы.