Зал был полон. Там были Суворовы, баронесса Пайкерслуз, генерал Быховец. Когда я вошла, несколько человек, сидевших в партере, поклонились мне. Что касается львов, то на них я не смотрела.

Когда мы выходили и генерал пошел разыскивать мою карету, Б. все время вертелся возле меня, очевидно стараясь столкнуться со мной лицом к лицу, чтобы удостоить меня поклоном. Я несколько раз поворачивалась спиной к нему и наконец, совсем отвернувшись, стала рассматривать стену. Он, вероятно, потерял терпение, поклонился тете и заговорил со мной. Как раз в эту минуту вернулся генерал, и я была очень довольна, что могла тотчас же покинуть этого господина.

7 декабря

Мелкие домашние неприятности изводят меня. Я погружаюсь в серьезное чтение и с отчаянием вижу, как мало я знаю. Мне кажется, что я никогда не буду знать все это. Я завидую ученым – желтым, сухим и противным. У меня лихорадочная потребность учиться, а руководить мною некому.

10 декабря

Дочь Тамбурини, госпожа Бонэн, послала нам пригласительные билеты на панихиду по ее отцу. Я пошла туда, одетая в глубокий траур. Я очень люблю церкви и похоронное пение, – для меня это праздничные минуты.

Пришлось, конечно, пройти по бульвару и показать себя. Прошли мимо оперы и зашли туда поболтать по-итальянски с Кресчи в присутствии всей труппы.

Дома я нашла букет и карточку папы. Затем мы поехали на каток, принадлежащий «Средиземному клубу». Там нас уже ждала мама с госпожой А., генерал Вольф (товарищ военного министра), Пеликан и Бруссэ.

До сих пор я никогда не бывала на катке, и мне приятно было смотреть на все эти грациозно и плавно двигающиеся, скользящие и падающие фигуры.

Граф Марков подошел поздороваться с нами. Несколько минут спустя с противоположного конца катка прискользнул к нам на своих коньках А. Он любезно поздоровался со мной, наговорил мне много о моих маленьких ножках, которые были бы прелестны в коньках, и отпустил несколько шуток по адресу конькобежцев. Я, в свою очередь, любезно отвечала ему, но в моей любезности чувствовалась заносчивость вполне хорошего тона. Отныне я буду держаться этого тона со всеми. На этого же господина я смотрю свысока еще больше, чем на других. Марков снова подошел, я повернулась к нему, а Г. вернулся на свое место. Он, вероятно, не чувствовал себя очень польщенным моим приемом, отнюдь не походившим на веселое щебетанье других девиц.

Все мое внимание было поглощено сестрами Готье. Господи, до чего они хороши! Словно гурии Магометова рая. Бархатные глаза, несколько орлиный контур носа, закругленный книзу, розовые щеки, сочные, красные губы… Они чудно хороши!

11 декабря

Я была в церкви. Погода так хороша, что я пошла погулять после того, как попробовала кататься на коньках. Я была на катке в то время, когда там никого не было. Вечером я пошла в оперу. Гладко причесанные спереди волосы легкими волнами падали на затылок, а затем снова несколькими локонами собраны были спереди. Эта прическа вполне гармонировала с русским костюмом – батистовой шемизеткой под фуляровым платьем, тем самым, в котором я бывала в парижской опере.

Мой наряд и прическа сильно изменили меня. Я походила на картину. Я не стану восхвалять свою красоту, предоставляю это другим, – я отдаю только справедливость всему ансамблю.

Все это прекрасно! Но теперь следовало бы спать, а не столбенеть перед этим Титом Ливием всяких горестей… Нынешний вечер я презираю себя, презираю и эти записки.

12 декабря

Б. поднес мне букет со словами: «Эсмеральде от Квазимодо. Эти цветы невинной и их можно поднести такой чистой голубке, как вы. Пестрый букет был бы недостоин вас».

Когда этот человек начинает в таком тоне шутить и привирать, он делается заразительно комичным.

Газеты описали платье, в котором я была в опере третьего дня вечером. Вот что было сказано о нем:

«M-lle Башкирцева была восхитительна в тяжелом шерстяном платье, напоминающем древний римский костюм, полный самой изысканной простоты».

В первый еще раз ниццские газеты оценили и поняли мой туалет.

Любите ли вы Тита Ливия, как я? Я нахожу его таким интересным, как Александра Дюма. Не смейтесь над сравнением, жалкие невежды и педанты!

– Если бы вы провели зиму в Риме, – сказал мне капитан Б., – у меня явилось бы к вам чувство, почти похожее на презрение…

– Что касается меня, – заметил Кассаньяк, – у меня такого чувства не было бы, но я искренне жалел бы вас.

– Ну, так я и не поеду туда. Только под влиянием ваших слов я делаю это. Я еду в Париж, потом что меня привлекают туда уроки на арфе и Бартель.

Что же вы сделаете для меня, при всей вашей любезности, при всем вашем хорошем мнении о моей особе? Что можете вы сделать?

Я знаю человека, который любит меня, который понимает и жалеет меня, кто всю свою жизнь кладет на то, чтобы сделать меня более счастливой. Этот человек все сделает для меня и добьется всего. Он никогда больше не изменит мне, хотя он и изменял мне раньше. И этот человек – я сама!

Не следует ничего ждать от людей, – они могут доставлять нам одни только разочарования и огорчения. Будем твердо верить только в Бога и в свои собственные силы.

И раз уж нам честолюбие дано, то постараемся же добиться чего-нибудь, постараемся чем-нибудь оправдать это честолюбие…

С каждым днем я все более увлекаюсь живописью. Я не выходила целый день, я занималась музыкой, и это подняло мой дух и сердце.

Нужно было два часа разговора о русской истории с дедушкой, чтобы привести меня в обычное состояние духа. Я терпеть не могу быть такой чувствительной… Б молодой девушке это состояние близко… ко многому… провинциальному… Дедушка – живая энциклопедия.

18 декабря

Вчера меня разбудили запиской от отца следующего содержания: «Б отеле Люксембург с моими сестрами; если можешь, приезжай сейчас же».

По совету моих матерей, ровно в час, я отправляюсь по этому приглашению, и прежде чем войти, я спрашиваю себя опять, прилично ли это? Вместо всякого ответа тетя Елена и мой злополучный отец подошли к моей карете и нежно увели меня к себе.

Сан-Ремо. 23 декабря

Если я увезу моего отца? Он согласен, но вместе с мамой и на два дня. Ожидая маму, которой я телеграфировала, я провожу несколько часов в вилле Рокка у княгини Эристовой. Моя тетя Романова, это героическое существо, остается одна скучать в отеле. Она, конечно, не хочет