— Ну как же, ведь ваше святейшество возжелало проживать со своей августейшей супругой в Адажионе! Регент Амафет начал строительство там гигантского храма, рядом со своим дворцом.

— Регент Амафет? Это еще что?

— Ну как же! На время малолетства вашего сына обязанности царя долины Скиллона исполняет Амафет, как старший в деме. Он регент. Вы сами назначили его!

И он рассказал мне такое, что я чуть умом не тронулся.

Примерно через 9 месяцев после моего ухода в капсулу Зои родила мальчика. Дем Семмуров торжественно объявил, что это — мой сын, и на этом основании потребовал признания божественного статуса и Зои, и мальчика, а также установления над Адажионом наследственной царской власти главы дема Симмуров. Амафет объявил моего «сына», малолетнего Констанса-Сатиена, царем, а себя — регентом, властителем всех северных территорий. И теперь они срочно строят храм в Адажионе, чтобы перетащить туда мой модуль, и держать его там под контролем. Вот такой вот, хм, поворот!

Тут надо сделать небольшое пояснение. В своей прошлой жизни я был далеко не импотентом. Но, после первого же выхода из капсулы, я понял, что мои репродуктивные функции ушли в глубокий сон и, кажется, не собираются возвращаться. Вероятно это один из побочных эффектов капсулы — зачем космонавтам на орбите сексуальное влечение? Так что ничего у нас с этой Зои не было, и быть не могло.

Но сказать об этом прямо мне было как-то неловко. Это практически как признаться в… ну не знаю… в нетрадиционной ориентации что ли. Все люди как люди. А ты — не мужик.

— Это не может быть мой ребенок. — наконец, заявил я Маррону. — Я не могу иметь детей от смертной женщины.

— Она потомок богини, она — не совсем смертная!

— Но она же постарела с тех пор, не так ли? А я — нет! Я не такой, как она.

Маррон потрясенно замолчал.

Чем больше я думал тем эта ситуация все больше мне не нравилась. Во-первых, это какое-то мошенничество, причем мошенничество обидное — меня использовали, как куклу, обвели вокруг пальца, поимели, просто как последнего аленя развели на доверии! А что они будут творить в Адажионе, прикрываясь моим именем и якобы моим сыном — это же страшно подумать! Я с трудом сохраняю Миттанский союз в целости, балансирую интересы всех фракций, всех эстрат, всех этих долбанных фар, а тут эти мошенники хотят пролезть в рай, уцепившись за подол наглой шлюхи, которой в публичном доме давно прогулы ставят. Случившееся — это капец, катастрофа! Теперь точно будет еще одна междоусобная война, и неизвестно ещё кто победит, но зато совершенно ясно, — народу погибнет немало. И все из-за моей наивности.

Какое счастье, что землетрясение подняло меня раньше времени! Иначе я через 12 лет встал бы уже в новом храме в Адажионе, под полным контролем Симмуридов. И, вероятно, мне пришлось бы подтвердить и отцовство и все на свете, лишь бы остаться в живых. Вот же сукины дети эти Семмуриды!

— Маррон, надо известить суффектов Митты. Но так, чтобы этот так называемый регент Амафет ничего не узнал. Это заговор против богов и Республики. Надо разрушить планы преступников! Есть ли люди, которым можно доверять? Ты знаешь, кто точно не связан с Семмуридами? — спрашивал я, понимая, что Маррон навряд ли сможет мне помочь.

— Конечно — кудрявый авур, похоже, отошел от шока. — У них много врагов. Правда, Амафет недавно нанял для охраны самый сильный морион ахайров, и они защищают теперь виллу Семмуридов днем и ночью!

— Надо арестовать их, пока они не сфабриковали улики. Нужно действовать быстро.

— Нужно срочно собрать Совет!

— Нет. Надо действовать скрытно.

Проблема была в том, что шпионы Симмуридов могли подслушивать нас и в Совете Союза, и в Совете стратегов и где угодно еще.

— Нужно тайно арестовать и Амафета, и всю верхушку Семмуридов. Допросить и изобличить их. И только потом можно огласить ситуацию в Совете.

Маррон задумался.

— У меня свои счеты с Семмуридами. Я все сделаю для вас, Ваше святейшество, но нужны ресурсы. Мне нужно 2 мориона ахайров и 25 талантов золота. Все остальное я возьму на себя.

— Хорошо. Возьми все необходимое, золото — из казны храма. Ахайров срочно призвать из лагерей под Корхинхином. Они прибудут под вечер третьего дня.

Тот молча кивнул. Пришли казначеи, и Маррон отправился с ними за золотом. Я остался — волноваться.

Так или иначе, нужно было делать дела. Пошел обычный порядок моего пребывания, разве что я отказался от торжественного въезда в Митту и прочих протокольных мероприятий.

Вскоре мне сообщили, что Амафет был арестован в амфитеатре, как раз там, где он так любил устраивать алланаццо. Он никогда никуда не ходил без охраны, и сейчас его сопровождал лаг ахайров, но на входе в театр начальника охраны задержал разговором его хороший знакомый — Маррон.

Он явился ко мне через 4 дня под вечер.

— Преступники из дема Семмура изобличены. Отцом ребенка оказался сам Амафет — глава дема Семмуров. Главные заговорщики — Зои, ее сын, и глава дема Амафет — обвинены в богохульстве. Их судьбу должен решить Своет.

— Хорошо. Собирайте.

Не тратя времени, мы отправились в Митту еще до рассвета. Вступив в город, я увидел многочисленные повреждения домов и городских построек. Землетрясение действительно было сильным.

Совет собрался в том самом здании городского храма, где в прошлый раз я участвовал в городском празднике. Поспешно собранные суффекты, встревоженные моим внезапным появлением, смотрели на меня, переговариваясь и строя догадки о случившемся. Маррон по моей просьбе огласил ситуацию.

Аристократы Митты были поражены. Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Начались яростные споры сторонников и противников Семмуридов, быстро переросшие в потасовку. Семмуриды с гневом и полной убежденностью в собственной правоте утверждали, что Сатиен — мой сын и имеет право быть царем.

— Если у его нет вот этого, он не мой сын — я сдернул с плеча столу и белоснежный пастрон, показав собранию след от прививки БЦЖ — это родимое пятно передается из поколений в поколение, и отличает род пророков Небесных богов.

На людей иногда действуют самые неожиданные и странные аргументы, тогда как логика и здравый смысл ничего не могут поделать и трусливо сбегают из сознания. И в этот раз, странное пятно на моей коже, которое могло бы быть чем угодно — следом от ожога,