услышала его. Но не доходя до стола остановилась.

— О, Господи! — ахнула она.

Казалось, время остановилось. Мгновения стали долгими, позволявшими произойти множеству событий. Кит видел, как краска медленно сходит с лица миссис Пилстик, румяные щеки бледностью сравнились со старым пергаментом. Глаза округлились, а поднос в ее руках задрожал и накренился.

Стаканы на подносе закачались, большой чайник с цветами заскользил к краю, опрокинулся и покатился, сшибая стаканы. Стаканы тоже покатились, достигли края подноса, отскочили от него и, подгоняемые чайником, полетели на пол, сначала один, потом другой. Падая, они медленно переворачивались в воздухе.

Следующим в полет отправился чайник. Миссис Пилстик уже не в состоянии была контролировать вес. Поднос резко повернулся, запустив чайник по странной траектории. Крышка слетела, свежезаваренный чай выплеснулся горячей короной. Из носика тоже вылилось несколько капель, каждая из которых приняла форму идеальной коричневой сферы, некоторое время провисевшей в воздухе и все-таки упавшей на пол. А чайник все еще падал, лениво вращаясь вокруг невидимой оси, и каждый оборот выбрасывал в воздух еще больше чая.

Первый стакан достиг каменного пола, ударился и отскочил. По всему его хрупкому прозрачному телу разбежались трещины. Он встретил в воздухе следующий стакан, и оба они разлетелись осколками. Прочие стаканы осыпались вокруг.

Кит с отстраненным удивлением наблюдал, как шар чайника завершил третий оборот и достиг пола. Он ударился о каменную плитку боком, и Кит не успел заметить, что с ним стало, потому что сверху продолжали валиться другие предметы. Как и в случае со стаканами, на керамическом боку чайника образовалась сеть трещин, они быстро выросли и разделили чайник на фрагменты. Каждый из них снова взлетел в воздух. Горячий чай, внезапно вырвавшийся на свободу, хлынул наружу струями, похожими на пальцы. Все это вращалось в воздухе, создавая блестящую карусель.

Чай, стакан, керамика, остатки чайных листьев — все это на одно великолепное, идеальное мгновение казалось, зависло в воздухе, остановленное между взлетом и падением, каждая капелька, осколочек и пятнышко застыли в покое. Затем гравитация снова взяла свое, неизбежное падение возобновилось, в уши Киту дарила какофония организованного разрушения.

Все происходило как во сне. И в тот долгий, неторопливый миг, когда осколки и брызги вращались и сталкивались в воздухе и на полу, Киту приоткрылась тонкая, неуловимая природа реальности, переплетенное единство Творения, результат работы физических и иных незримых сил…

Кит увидел и понял, каково это — стать свидетелем Конца Всего.

Справа от себя Кит уловил движение. Рядом оказалась Касс. Еще до того, как разбитые фрагменты закончили свой хаотичный танец, ее рука появилась у него в поле зрения, доставая носовой платок. Склонившись к полу, она собиралась вытереть брызги горячего чая.

С той же заторможенной ясностью видения Кит наблюдал, как белый квадрат в ее руке легко разворачивается, и он вспомнил, что в последний раз она тоже воспользовалась платком, чтобы собрать порошок сгоревших теневых ламп. Когда это воспоминание мелькнуло у него в сознании, он словно наяву увидел бледно-серое пятно, оставшееся от редкоземельного металла. Точно то же самое! Касс расстелила ткань и положила ее поверх коричневой жидкости на мраморном полу. Она уже собиралась протереть пол, когда Кит схватил ее за запястье.

Он выпрямился, заставив выпрямиться и Касс. Все еще держа ее за руку, он осторожно отобрал у нее носовой платок и поднес к свету, чтобы оба могли посмотреть на то, что грозило исчезнуть в следующую секунду: спиральный завиток с прямой линией, направленной прямо через центр и три отдельные круглые точки, равномерно расположенные вдоль внешнего края изгиба спирали.

Они смотрели на странный символ, и у обоих родилась одна и та же мысль, словно у них было одно сознание на двоих: никаких случайностей, никаких совпадений не бывает. От самого последнего атома в песчинке на дне самого глубокого моря до самой большой галактики, вся Вселенная, весь сотворенный космос, представляют собой одно целое, единое и переплетенное целое.

ЭПИЛОГ

По осклизлым стенам сочилась вода. Она капала из крошечной железной решетки в потолке подземной тюрьмы. В воздухе не осталось ничего, кроме смеси запахов человеческих экскрементов, гниющей соломы и крысиного помета. Щель в стене, служившая одновременно окном и вентиляционной шахтой, пропускала так мало света, что мрак в подземелье от этого становился только глубже. Камера представляла собой большую квадратную комнату, вечно холодную из-за воды, каменные стены со временем приобрели болезненно-зеленый оттенок.

Архелею Берли случалось находиться в заключении, но очень недолго. Во Флоренции имел место инцидент, в результате которого карманник наткнулся на острый конец трости его светлости. Флорентийская полиция пришла к неожиданному выводу о чрезмерности насилия, впрочем, по тамошним законам это следовало признать всего лишь незначительным нарушением правил поведения. Итальянский судья маялся животом, и графа приговорили к шестидесяти дням тюремного заключения. Однако отсидел он не больше трех дней, поскольку Кон и Декс вовремя явились, чтобы выручить из застенка своего шефа.

И все же тюрьма во Флоренции была роскошным помещением по сравнению со зловонным подвалом Ратхауса, где пражские власти держали злодеев. И на этот раз Берли вряд ли стоило ждать быстрого спасения, потому что все четверо его людей сидели тут же. После пяти дней заключения перед узниками замаячил призрак голодной смерти, поскольку заключенным, ожидающим суда, приходилось покупать еду, одежду и предметы первой необходимости самостоятельно или просить родственников. Большинство заключенных составляли местные жители, на свободе у них осталось множество друзей и родственников, на которых можно было рассчитывать; но у Берли-то никого здесь не было. То есть никого, кроме алхимика Базальгетта и, возможно, самого императора Рудольфа, которые оба с таким же успехом могли бы жить на Луне, так как никакой возможности передать им сообщение не предвиделось. Оставался единственный выход — надзиратель, неохотно снабжавший Берли и его компанию минимальным количеством довольно низкокачественных продуктов, за которые он получал щедрую мзду от Берли.

Пока у них был каравай черствого хлеба, три сморщенных яблока, несколько горстей прогорклых грецких орехов и два куска плесневелого сыра — остаток после банкета в одном из лучших ресторанов Праги. Правда, еду выдали два дня назад, и эти жалкие объедки только распалили их голод. Берли всячески торопил рассмотрение его дела в суде. Но все его просьбы оставались без внимания. В Праге, похоже, никто не мог заставить магистрат, судью или кого-нибудь еще рассматривать дело, которое рассматривать не очень-то хотелось. Прошло пять дней, и надежда на скорейший суд рассеялась.

— Мы сгнием в этой вонючей