Шрифт:
Закладка:
Шли вчетвером. Впереди — два автоматчика, позади, метрах в пятидесяти, — Вера и Огнивцев.
— Как работается? Тяжело? — спросил он.
— Не то слово. Просто невозможно. Их мерзкое, надменное поведение выворачивает все нутро. Порой хочется на весь белый свет кричать: «Да когда же все это кончится?! Когда же вам конец, проклятым?!»
— Скоро. Теперь уже недолго ждать. Самое страшное, можно сказать, позади. Армия наша сейчас не такая, как в сорок первом!
— Посмотреть бы… как придут, а там и умереть.
— К чему ж умирать? Тогда только и жить.
— Все так, да только…
— Что вас волнует?
— Удастся ли уйти перед взрывом?
— Взрыв произойдет в час ночи, — сказал определенно, уверенно командир. — Вы же ночью не дежурите?
— Всех не отпускают. Меня, как правило, оставляют в особняке.
— Женщины — народ изобретательный. Найдите предлог и уйдите!
— А что бы посоветовали вы?
— В данном случае надо максимально использовать вашего родственника — бургомистра города. Под предлогом навестить его больную жену или домочадцев отпроситься за пару часов до взрыва. Оставаться ни в коем случае нельзя!
— Да, конечно.
— Кто с вами работает еще? Из наших, имею в виду.
Вера назвала двух женщин.
— Никто не должен знать о полученной задаче. Но от взрыва их надо всех под разными предлогами увести.
— С ними проще. Их после восьми вечера вообще не бывает. Как правило, я остаюсь одна. Постараюсь, конечно, отпроситься.
— Ну вот и хорошо. Прошу очень осторожно обращаться с минами. Следите внимательно за прибытием вашего «гостя» и в первую же ночь заминируйте спальню. Так, как мы с вами договорились.
Огнивцев и Вера остановились. Еще долго они советовались, куда и как лучше положить магнитные мины в спальне Власова, как лучше «окрутить» коменданта и своевременно уйти. Условились также, как и когда покинуть город после взрыва. Напоследок договорились о порядке и месте встречи с партизанами.
Власов прибыл в Могилев инспектировать дивизию и несколько развеяться после очередной накачки фюрера и начальника генерального штаба вермахта. Своими бесконечными требованиями усилить помощь рейху Гитлер его измотал. Он так устал! Голова его гудела, трещала от раздвоенных чувств. С одной стороны, он — командующий русской освободительной армией и вроде бы наделен огромной властью. А с другой — он никто, пешка в руках бесноватого игрока. С него требуют, на него чуть ли не кричат. Он видит воочию, что он вовсе никакой не командующий, и немцы с него просто выколачивают то, что им нужно. А нужно им одно — защищать рейх, охранять железные дороги и поддерживать «новый порядок» на захваченной ими территории, воевать против своих же, русских, а это ох как не просто…
Льстило ему лишь одно, что ему воздаются почести в частях РОА. Хотя и дутые, но все же… Он пользуется всеми привилегиями немецких генералов. Иногда его приглашают даже в высшее общество рейха…
В Могилев, как и в прошлый раз, он прибыл самолетом. В генеральном штабе предупредили, что партизаны и десантники вот-вот начнут рельсовую войну, и отсоветовали ехать поездом.
Прямо с аэродрома Власов на бронетранспортере в сопровождении немецких мотоциклистов поехал в особняк на Первомайскую улицу. Отдохнув в нем пару часов, он на этом же бронетранспортере выехал в один из полков, расположенный на южной окраине города. Его встречали натренированными криками «ура!», луговыми цветами. Но вид у него был мрачный. У него болела печень. Лицо покрылось желтизной. Из-под светлых очков на встречающих смотрели усталые, злые, неудовлетворенные всем и всеми давно остекленевшие глаза. На приветствия он отвечал с неохотой. Лишь изредка кивал головой и больше мечтал и о чем-то думал. О, многим его приближенным хотелось узнать, о чем он думает! Но это никому не удавалось. Временами ему казалось, что он настоящий полководец, но полков у него было слишком мало. Да и то, что было, состояло из разного сброда, не внушающего никакого доверия. Никто не знал, почему многие из военнопленных согласились служить в армии Власова. Не знал об этом и сам командующий. Как было установлено позже, большинство из них записались в РОА, чтобы вырваться из лагерей военнопленных и сохранить себе жизнь. А там видно будет… Конечно, среди них были и такие подонки, которые служили Гитлеру и Власову верой и правдой. Но их было очень мало, по крайней мере меньше, чем ему хотелось бы.
Проведенным смотром полка командующий остался крайне недоволен. Его омрачал довольно унылый вид и невеселый настрой командного состава полка.
Попрощавшись на ходу с командиром дивизии и его заместителями, Власов кратко бросил адъютанту:
— В Могилев. В особняк…
Не успел командующий сесть в машину, как на строевой плац военного городка влетели на большой скорости два «мерседеса» в сопровождении трех мотоциклистов. Из первой машины вышел щеголеватый молодой полковник немецкой армии.
— Имею честь представиться, господин генерал. Офицер для особых поручений командующего тыловым районом Белоруссии полковник Рундт. Мой шеф генерал-полковник Бенске просит вас пожаловать к нему в военный городок в Пашково в качестве гостя и для решения срочных вопросов.
— Я крайне устал, господин полковник. К тому же чувствую себя очень неважно… Если можно, я прибуду к нему завтра утром.
— Я получил приказ шефа, господин генерал, без вас к нему не возвращаться. Я человек военный и должен выполнить его приказ.
Через несколько минут Власов и полковник Рундт в бронетранспортере в сопровождении легковых машин и мотоциклов мчались в Пашково.
Власов не собирался долго задерживаться в гостях у командующего тыловым районом. Но решение вопросов материально-технического снабжения его армии, ее расквартирования и дислокации в Белоруссии, получение указаний гауляйтера Белоруссии заняли уйму времени. И все же часам к девяти вечера он рассчитывал быть в особняке, где можно было спокойно отдохнуть и подлечиться. Однако пышный прием, устроенный в честь его приезда в Белоруссию, спутал все планы и намерения. Обильный стол, звуки военного оркестра, слащавые речи в адрес командующего РОА, аплодисменты, улыбки дам, цветы приободрили уставшего, больного генерала, и он сам не заметил, как оказался в плену шумного вечера. Перед ним нарочито лебезили офицеры, молодые дамы, подносящие все новые кушанья служанки. С него требовали ответных речей. Он долго молчал. Но не удержался от соблазна
