Кстати говоря, я бы предпочел оказаться в компании своей собственной маленькой мышки, но, видимо, нам не суждено часто встречаться.

Когда я спросил ее, не прячет ли она меня от своей семьи, она ничего не ответила, и этого было достаточно. Она до сих пор стыдится меня, возможно, отказывается сказать своему брату и его банде дураков-мешочников, что встречается со мной.

И будет встречаться еще очень долго.

Но это не страшно. Все встанет на свои места. Не потому, что я безнадежный романтик — это отвратительно — а потому, что я сделаю так, чтобы это случилось, нравится ей это или нет.

Я готов на все, включая повторное изучение всей этой гребаной мировой истории и видение ее в радужных тонах вместо человеческой жадности, но отпустить ее — это не вариант.

Ни в этой жизни, ни в следующей, ни в последующей.

— Тебе не нравится врать Киллиану? — Брэн заканчивает за Глин, возвращая меня в реальность.

Конечно, он догадался, что она собирается сказать, просто взглянув на нее. Я тоже догадался, но в основном потому, что я умею связывать точки между собой.

Глин в некоторой степени эмпат, поэтому она отчасти не против раскрыть секрет Мии, если это означает, что она примет участие в оказании ей помощи. А вот что ее не устраивает, так это то, что она будет действовать за спиной этого придурка Киллиана, чтобы помочь мне.

И я, оказался ее братом, черт возьми.

— Он рассказал мне все, что знает, потому что доверяет мне, — говорит она. — Я не хочу потерять его доверие.

— Ты не потеряешь, потому что никто из нас не расскажет, — говорю я более спокойным тоном, чем чувствую. — Подумай об этом так: в этой ситуации хорошее перевешивает плохое. Как ты думаешь, он разозлится, если то, что ты раскроешь, поможет его любимой кузине?

— Ну, я так не думаю, — она расстегивает молнию своего рюкзака и выпрямляется. — Ладно, Килл всегда избегал этой темы, когда бы она ни всплывала, но несколько дней назад, после шоу, которое ты устроил, кое-что изменилось.

Слава богу.

Но я не говорю этого вслух, иначе мои попытки реабилитировать свой имидж в отношениях с братом и сестрой резко пойдут на спад.

Мне вообще-то нравится, что они не напускают на себя выражение ужаса или отвращения, когда я попадаю в их поле зрения. Они приходят в мою комнату без моего принуждения — в случае Брэна это скорее для того, чтобы присматривать за мной.

Они — вещественное доказательство того, что, да, я контролировал их на протяжении многих лет, но, несмотря на мою благочестивую логику, этот процесс так и не привел к хорошим отношениям. Эта более мягкая версия, хотя и не является моей любимой, способна дать лучшие результаты.

— В каком смысле изменилось? — спрашивает Брэн.

Глин наклоняется вперед в своем кресле.

— Итак, он был в ярости, что вполне понятно, поскольку ты, очевидно, назвал ее немой при первой встрече.

— Древняя ошибка, — говорю я.

— Киллиан считает иначе. Он считает, что ты не в состоянии уважать эту ее часть. Поэтому я стала расспрашивать его подробнее, и он рассказал мне то, что знает. Эта история произошла, когда Киллиану было девять, а Мие — около восьми лет. Майя и Мия ехали домой, когда на них напали посреди дороги. Одного телохранителя убили, но второй сумел защитить девочек. Однако один из нападавших добрался до них и забрал обеих. Мия боролась, брыкалась и кусала его за руку, пока он не освободил Майю. В итоге похитили только ее. Другому телохранителю удалось благополучно доставить Майю домой. Три дня у них не было никаких новостей. Ее родители ожидали звонка с требованием выкупа, но так и не получили его. По словам Киллиана, это было самое тяжелое время для их семьи. Ее родители мобилизовали все ресурсы русской мафии, чтобы найти ее. Они закрыли Нью-Йорк и перевернули его вверх дном в поисках нападавшего, но вышли с пустыми руками. И вот, когда они уже были готовы сойти с ума, им позвонили. Похититель требовал перевести двадцать пять миллионов на счет в оффшорном банке, и только когда они сделают перевод, он сообщит им ее местонахождение. Если бы они не согласились на его требования, он все равно сообщил бы им ее местонахождение, но она была бы мертва. Естественно, они сделали перевод, и он отправил им GPS-код. Мию нашли в темном сыром подвале, свернувшуюся калачиком в позе эмбриона. Она была голодной, ее губа была окровавлена и появились рубцы на теле, но она не плакала. Врач сказал, что, к счастью, она не подверглась сексуальному насилию. Но с тех пор она не произнесла ни слова, и специалисты решили, что это было не физическое, а психическое насилие.

Мои пальцы сжимают бутылку с такой силой, что я удивляюсь, как это еще не раздавил ее на куски и не увидел, как моя кровь проливается на пол.

Один только рассказ о том, что с ней произошло, вызывает лавину чувств, которые мне так хорошо знакомы. Похожее на то, когда эти придурки выставили Брэна посмешищем всей школы, но эти эмоции гораздо сильнее по интенсивности и могут быть классифицированы только как черная ярость.

Кто-то имел наглость не только терроризировать мою Мию, но и угрожать ей и травмировать ее настолько, что лишил ее голоса на целое десятилетие.

— Она через многое прошла, — комментирует Брэн, сгорбив плечи.

— Что еще? — спрашиваю я слегка натянутым тоном, который не узнаю даже я.

Глин внимательно наблюдает за мной.

— Это все. Родители Мии искали ее похитителя по всему миру, но не нашли никаких следов. Они подозревали, что это мог быть один из телохранителей, раскрывших маршрут, так как об этом знали только они и ее родители, но один из них погиб, а тот, кто выжил, привез Майю домой, будучи тяжело раненным, так что, если бы он был замешан в этом деле, он бы похитил и Майю. С тех пор их поиски зашли в тупик. Не помогает и то, что Мия так и не рассказала никаких подробностей о том, что произошло.

Потому что ей угрожал этот чертов ублюдок, который пожалеет о том, что не умер, как только я его найду.

— Есть ли у ее семьи какие-нибудь теории? Подозреваемые?

Глин пожимает плечами.

— Не совсем. Они определенно подозревают, что это был враг одного из