Шрифт:
Закладка:
— К кому из них ты чувствовал себя ближе?
— Вначале к папе. Потом к маме, потому что у нас общие художественные ценности и еще она сказала, что я лучший художник, чем она или кто-либо из ее знакомых. Сейчас ни то, ни другое. Я понял, что моя личность и их настолько разные, что я мог бы и не быть их сыном. Я это не ненавижу. Но и не люблю. Я просто понимаю это так, как должен понимать каждый человек, а не превращаюсь в королеву драмы… Почему ты смотришь на меня так, как будто тебе меня жалко?
— Я не жалею тебя, — мне просто необъяснимо грустно за него. Может быть, он этого и не чувствует, но то, что он рано понял, что так сильно отличается от близких ему людей, должно быть, очень сбивает его с толку.
Он сузил глаза.
— Твои вопросы в качестве подражания психоаналитику закончились?
— Я не пытаюсь быть психоаналитиком. Я просто хочу лучше тебя понять.
— Зачем?
— Потому что именно так строятся межличностные отношения.
— Хм…
Он выглядит искренне задумчивым, и мне хочется заглянуть в его мозг и посмотреть, как он обрабатывает информацию. Это первый раз, когда он кажется таким открытым и не пытается манипулировать.
Лэндон допивает свой бокал вина и наливает себе еще один. Когда он предлагает немного мне, я киваю. Первый шаг к установлению отношений — это создание общей основы для чего-то. Я готова пожертвовать своим пренебрежением к алкоголю, чтобы заставить его больше раскрыться.
Он поднимает бровь, но все равно наливает мне бокал, а затем делает глоток из своего.
— Расскажи мне поподробнее, как возникают эти так называемые межличностные отношения.
— Ну, сначала нужно быть заинтересованным в том, чтобы узнать другого человека.
— Ты мне явно интересна. Дальше.
Я чуть не подавилась неуверенным глотком вина. Жар от предыдущего разговора снова поднимается к ушам, но я предпочитаю верить, что это из-за алкоголя.
— Тогда ты захочешь узнать о нем как можно больше. Например, его интересы, любимый цвет, любимый фильм, хобби и так далее.
— Несмотря на то, что ты все время носишь черное, твой любимый цвет, на самом деле, голубой. Наверное, ты не так часто его носишь, потому что высоко ценишь и не хочешь тратить на всякие мелочи. Твои любимые фильмы — «Безумный Макс» и «Бойцовский клуб», потому что, в отличие от твоих чопорных и правильных рассуждений о борьбе с хаосом, тебе нравится смотреть на насилие и анархию, и поэтому ты часто жалуешься на вечера романтических комедий, которые устраивает Майя. Твоя любимая еда — итальянская, в основном паста, особенно карбонара. Твои хобби — шахматы, медитация, тренировки и, конечно же, выращивание растений, а затем общение с ними, как будто у них есть душа и чувства. О, и у тебя определенно есть ненормальные сексуальные вкусы, которые идеально подходят мне.
Мои губы раскрываются, и мне приходится остановить себя, прежде чем я начну пускать слюни или что-нибудь гораздо худшее.
Лэндон проницателен до мелочей, но я никогда не думала, что он сможет так эффективно собирать кусочки и соединять их вместе.
— Я что-то упустил? — спрашивает он, когда я ничего не отвечаю.
Я прочищаю горло и отвечаю:
— Да, кое-что. Я не такая ненормальная, как ты.
— Весьма спорно. Хочешь поспорить?
— Я с тобой больше не спорю.
— Я бы не был так уверен. Рано или поздно соблазн возникнет.
Я сузила глаза, но вскоре расслабилась.
— Я вижу, что ты делаешь.
— Что я делаю?
— Пытаешься раззадорить меня, чтобы мы снова оказались на твоей территории, и ты бы полностью контролировал исход ситуации. Я уверяю тебя, что это не сработает, так что тебе лучше сдаться.
Легкая ухмылка приподнимает его великолепные губы.
— На моей территории веселее. Просто, к слову.
— Еще она более разрушительна и вызывает напряжение у всех, кто не является тобой.
— Если под напряжением ты подразумеваешь кончать несколько раз за ночь, то, конечно, это огромное напряжение.
Я сверкнула глазами. Он смотрит в ответ, все еще ухмыляясь.
Но, опять же, невозможно заставить его отказаться от всех вредных привычек за раз. То, что он готов слушать, не навязывая свои угрозы и ультиматумы, уже прогресс.
Маленькими шагами, верно?
— Двигаемся дальше, — показываю я. — Еще один метод — рассказать собеседнику то, чего никто не знает.
— Я сделаю это только в том случае, если ты ответишь мне взаимностью.
Я сужаю глаза. Вот он и вернулся к выбору. Но этот вариант кажется достаточно справедливым, поэтому я киваю.
— Я никогда не считал ни одну из своих статуй шедевром.
Я выпрямляюсь в своем кресле.
— Ты шутишь?
— Когда это я шутил?
Я вглядываюсь в его лицо, но в нем нет и намека на ложь. Он говорит серьезно. Он действительно считает, что все его совершенно великолепные, хотя зачастую и тревожные работы не такие.
— Но ты всегда говорил, что ты — неприкасаемый гений и божий дар художественному сообществу и человечеству.
— Так и есть. Просто я до сих пор не создал шедевр, который хотел создать с двух лет.
— Что для тебя является определением шедевра?
— Просто чувство. Я узнаю его, когда испытаю, — он направляет на меня свой бокал. — Твоя очередь.
Я прикусываю уголок губы, но затем отпускаю его. Он действительно сказал мне что-то особенное, так что я не могу просто отвернуться от него.
Может быть, это из-за моей необъяснимой потребности укрепить связь между нами, но я иду на это.
— Я никому не рассказывала о своем похитителе, потому что он сказал, что, если я упомяну о чем-нибудь, он узнает и убьет этого человека у меня на глазах.
Мои конечности дрожат, когда я показываю эти слова. Слова, из-за которых весь мой мир перевернулся с ног на голову, покидают меня, как дуновение ледяного воздуха.
— Так вот почему ты перестала говорить? — спрашивает Лэндон угрожающе спокойным тоном.
Я киваю.
— Моя семья считает, что это из-за травмы, и я позволила им в это поверить.
Зачем я рассказываю ему все это? Почему я копаюсь пальцами в старой, зараженной ране, хотя это больно?
Во всем виноват алкоголь. Наверное, дело в алкоголе.
Лэндон встает, и я слишком медленно слежу за его движениями. Не успеваю я опомниться, как он оказывается рядом со мной. Он снимает пиджак и накидывает его мне на плечи, затем осторожно прижимает к себе.
В этот момент я понимаю, что дрожат не только мои руки, но и
