Я отвернулся от огня и встретил его взгляд.

— Учитывая тяжесть обвинений, разве может быть иначе?

Премьер вздохнул и покачал бокалом, наблюдая, как плещется внутри янтарная жидкость.

— Уверяю вас, — сказал он, — всё это — одно большое недоразумение. Леди Элизавет, несомненно, красивая женщина, но… как бы так сказать… Она не слишком интересуется большой политикой. Больше шляпками и будуарами.

Я мысленно ухмыльнулся, вспомнив биографию этой самой Элизавет Биолифф.

Девица была из старинного, но растерявшего власть и влияние знатного рода. Первые представители её семейства восходили чуть ли не к прошлой королевской ветви, свергнутой Ночью Пик. Тем не менее, род вырождался. Были ли тому виной близкородственные браки (тавельнская аристократия тоже порой грешила этим в прошлом, пытаясь таким образом удержать власть внутри семьи) или сказывалась закономерная для сытой богатой жизни вседозволенность, но самый последний наследник мужского пола, родной брат Элизавет, промотал жалкие остатки состояния, подсел на пыльцу с крыльев фей и закончил своё существование в соответствующей лекарне. Десятилетняя Элизавет оказалась в довольно дурацком положении: формально принадлежа к знатной фамилии, фактически она за душой не имела ничего, кроме подмоченной репутации и долгов брата.

В этой ситуации у неё была одна дорога — в детдом. И едва ли ей там просто бы пришлось. Тем не менее, один из дальних родственников её матери спас девчонку: оплатил ей обучение в закрытом пансионе на островах. По официальной версии сделал он это, разумеется, по доброте душевной. Именно в том пансионе, к слову, леди Элизавет пересеклась с будущей леди Гохорд.

Неофициальное (но куда более правдоподобное) объяснение доброты родственника было куда как прозаичнее: за годы, проведённые вдали от света, скандал вокруг фамилии бы слегка улёгся. Тогда благородную невесту-бесприданницу можно было бы сплавить какому-нибудь амбициозному богачу, поднявшемуся из низших слоёв общества. В те дни в Тавельни уже вовсю бушевала промышленная революция, потому было довольно много дельцов из низов, которые “покупали” себе знатных невест ради укрепления статуса в обществе.

Собственно, такое будущее должно было ждать Элизавет. После окончания пансиона её родственник оформил над ней опекунство и вовсю обсуждал предстоящий брак приёмной дочери с состоятельным мужчиной двухсот лет от роду. Элизавет должна была стать седьмой по счёту женой. Что уже, на мой вкус, дурной признак.

Но что-то в матримониальных планах пошло не так: за два дня до предполагаемой официальной помолвки опекуна сожрал фомор. Если быть точным, то был это селенити, воплощение сладострастия; пернатый змей, способный принимать облик самого большого желания человека. Я слышал о таких: когда-то пернатая змея навела много шороху в Ледяном Дворце. После того, собственно, во Дворце и была установлена защита, не пропускающая фоморов. Селенити я много раз видел на картинках, но ни разу — вживую. Впрочем, это поправимо: Дин рассказывал, что ректор местной академии усыновил селенити-полукровку.

Надо будет, кстати, перед отъездом найти предлог, чтобы напроситься в гости и посмотреть на эту тварюшку.

Должно быть любопытно.

Так или иначе, следствие пришло к выводу, что старик сам вызвал тварь и пал жертвой собственной неосторожности. Несмотря на все вопли наследников, Элизавет была оправдана. И, как официальная дочь, могла претендовать на часть наследства опекуна.

Изящно, если вы спросите моё мнение об этом.

Нельзя сказать, что наследство юной леди досталось какое-то прямо безумно большое. Тем не менее, полученная сумма позволила ей рассчитаться с долгами брата и стать свободной, ни от кого не зависящей женщиной. Обладающей, ко всему прочему, неким небольшим стартовым капиталом, которого не хватало на приличное приданое, но было вполне достаточно для того, чтобы пару месяцев поддерживать достойный высшего света уровень жизни.

Дальше завертелся обычный для таких случаев круговорот покровителей в природе. Элизавет сменила нескольких любовников, каждый из которых был богаче предыдущего. По слухам, она даже успела побывать в постели наследного принца (нынешнего короля). Итогом всех этих прыжков из спальни в спальню стала сеть модных салонов, которой предприимчивая мадам руководила.

А потом она встретила будущего премьер-министра. В те времена — мало кому известного, но подающего надежды амбициозного лорда, признанного бастарда знатной фамилии. Вот тут интересный момент… я не люблю мешать любовь с политикой, но вот в данном конкретном случае готов поставить: это была любовь. Или, по крайней мере, та её разновидность, на которую эти двое были способны. Потому что никак иначе объяснить то, как они друг в друга вцепились, я не могу: он на тот момент был не самым выгодным покровителем, она — не самой последней смазливой мордашкой. Но тем не менее факт остаётся фактом: их роман продолжался несколько лет и имел все шансы закончиться свадьбой… имел бы, не замаячь перед ним перспектива по-настоящему высокой должности. На тот момент — вице-премьера. Виды на заветное кресло открывались не самые плохие. Но, чтобы заручиться поддержкой палат, ему нужен был политически правильный брак. Элизавет не подходила ни по каким фронтам. Во-первых, она не была девственницей и, хуже того, об этом все знали. Да, для драконов даже звучит идиотски, но для общественного мнения тех времён — важный фактор. Во-вторых, она не имела за собой практически никакой политической поддержки. В-третьих, была она женщиной-дельцом, что в те времена для жены политика было неприемлемо (да, тут снова в силу вступают загадочные особенности человеческого менталитета). Так или иначе, брак с ней означал бы крах его карьеры.

Он не мог бы на это пойти. Не та личность. Да и она, если я верно понимаю ситуацию, предпочла бы быть любовницей премьер-министра, а не женой никому не известного мужчины.

Так что он женился на женщине весьма знатной, политически полезной и идеальной во всех отношениях. На тот момент, когда он заключал брак, леди Элизавет была беременна их дочерью. Позже премьер официально удочерил девочку под благовидным предлогом. Насколько я знаю, нынче она уже подарила ему внуков.

Таким образом, все внешние приличия были соблюдены. Леди Элизавет, между тем, оставалась его любовницей. И прикрытием. Многие свои решения, имевшие двойное или тройное дно, премьер спокойно прикрывал женскими капризами фаворитки. У неё была не слишком хорошая репутация.

Но, полагаю, на репутацию ей всегда было наплевать.

Так что да, я очень верю в шляпки, будуары и прочую ерунду. Вот не сходя с места, безоговорочно верю.

Впрочем, он мне это говорит и не для того, чтобы я верил. Мы оба знаем, как играть в эти игры.

— Несомненно, я уважаю женские слабости, — отметил я. — И мог бы пойти вам навстречу… как друг. Друзья, тем не менее, обычно помогают друг другу.

— Это то, что в Тавельни называют дружбой, — премьер внимательно посмотрел на меня. — Поддерживать друг друга… в моменты нужды.