А отец не понимал. Несмотря на рассказы о том, как он любил мать Келлана, Келлфер не понимал. Вставая на сторону своего друга, сдувая с сына пылинки, Келлфер запирал его в мнимой и пустой безопасности, которую Келлан начал осознавать как развращающую и ослабляющую дух лишь недавно. Келлфер не мог последовать за ним — а значит, впереди не ждало спора. Догнать его отец не смог бы, сунуться сквозь кольцо пар-оольцев, держащих дороги вокруг Приюта и готовых напасть — не посмел бы. Все же отец был намного слабее Келлана.

— Келлан! — теперь голос звучал совсем рядом, и Келлан все-таки обернулся, ища глазами его источник.

Лес был все так же пуст, и дорога за ним свободна, даже пыль не висела над ней: вся она смерзлась, так что взрывающие землю копыта оставляли лишь тугие вмятины. Птицы все так же не пели, небо так же не заволакивало облаками. Келлфера нигде не было.

Негодуя на себя, что попался, Келлан долго выдохнул и развернулся вперед.

Келлфер стоял прямо перед ним, посреди дороги.

Это было невозможно.

Однако фигура отца оказалась абсолютно реальной. Он плел простую, но прочную сеть, в которой запуталась бы Рокана, влети она в нее на всем ходу. Келлан оскалился и дернул повод, пришпоривая лошадь. Та в один прыжок перемахнула узкую канаву, отделявшую дорогу от лесной чащи, и понеслась сквозь кусты, минуя ловушку.

Сеть накрыла его сзади. На ходу плавя ее, Келлан ударил позади себя тяжелой волной и ощутил смутную, отозвавшуюся душевным страданием боль: похоже, Келлфер даже не посчитал нужным защититься. Это отрезвило Келлана. Скрепя сердце, он продолжил путь вперед, не давая себе снова обернуться: Келлан знал, стоит ему увидеть отца, и он остановится, мучимый виной, и попытается помочь.

Мысль о том, что в лесу может быть опасно, что порабощенные пар-оольцами шепчущие могут найти Келлфера и причинить ему вред, замедлила Келлана. Взмыленная лошадь заплясала от нетерпения на полянке, сдерживаемая уже не такой твердой рукой. Келлан чуть помедлил, а затем сквозь зубы выругался. Оставлять слабого отца здесь было нельзя, оставлять директора Приюта Тайного знания нельзя было тем более. Если бы на него надели ошейник — а ошейник точно защелкнулся бы на нем, — это уничтожило бы весь Приют.

Змеиный крест теплел в кармане. Шепчущий почти видел, как истончается нить, ведущая к Алане.

Когда уже Келлан был готов повернуть назад, Рокана запуталась в уже расходящихся волокнах другой сети, и рухнула, ломая ноги. Келлан оттолкнулся от воздуха, чудом избежал участи быть придавленным и приземлился рядом со страдающим, задыхающимся животным.

Мир вокруг взорвался болью. Щиты поглотили первые два удара, но прогнулись на третьем, треснули на четвертом и окончательно рухнули на шестом. Келлан не понимал, почему не почуял шепчущих раньше. Они наступали сразу со всех сторон, не меньше тридцати по-настоящему сильных воинов. Выставив между ними и собой хрупкую стену, дающую ему нужные для удара секунды, Келлан обрушился на них своим даром, ища разум, который можно было бы подчинить — и остолбенело шагнул назад, не понимая. Ответом ему стала абсолютная мысленная глухота, так он мог бы прощупывать ели вокруг. Люди, медленно окружавшие его, были пусты: ни образов, ни чувств. Они шли двумя рядами: шепчущие, плетущие сковывающие заговоры, служили живым щитом другим, держащим в руках спинелевые цепи. Спинель не давала второму кольцу шептать, но первое надежно закрывало потерявших эту способность и от влияния Келлана. Он попробовал обрушить под ногами наступавших воинов почву, но они с легкостью, которой Келлан не ожидал, отбросили его атаку, уже метя в ответ неизвестными ему плетениями. Действовали они не просто слаженно — синхронно.

Келлан ушел от встречной волны с большим трудом, чем рассчитывал. Он продолжал прощупывать лес, ища кукловода, но нигде не было ни искры мысли, и даже Келлфера ощутить не получалось. Потеряв драгоценное время, Келлан метнулся туда, где сжимавшееся кольцо было уже — всего четверо мужчин. Мгновение он помедлил, глядя на бесстрастные лица уже мертвых радчан, на их скованные ошейниками шеи — и рубанул простым и смертоносным воздушным лезвием, используя свое единственное серьезное преимущество: марионетки не слышали мысленных заговоров и не могли подготовиться к ним, а прозрачность воздуха не давала им понять в полной мере, от чего защищаться. Трое из четырех рухнули на землю, хватаясь за кровавое месиво шей. Над ними, хрипевшими и истекавшими кровью, Келлан промчался молнией, уже понимая, что шансов на победу у него нет: пока он прорывался, несколько воинов успели ударить ему вслед, и теперь где-то под ребрами расцветало болью обездвиживающее заклятие, а остальные продолжали бить.

Если бы он не смог стать на миг невидимым и резко уйти от ударов, был бы уже мертв.

Келлан выдрал из себя заклятие — с кровью и плотью, с куском ауры — и швырнул к копытам задохнувшейся Роканы. Тем он обнаружил себя, и воины двинулись к нему, готовя спинель. Еще один парализующий заговор, который Келлан успел отбить, еще один, прошедший вскользь и опаливший бесчувствием плечо, еще один — в ноги, и еще — в грудь, прямо туда, где задохнулось в ужасающем холоде сердце. Келлан упал спиной к большому валуну, продолжая плести над собой защитное полотно, и это полотно поглотило еще несколько атак.

Кто-то швырнул на него спинелевую цепь, с легкостью прошедшую сквозь щит, но прикосновения проклятого металла Келлан даже не ощутил. Стоило спинели коснуться его кожи — и заговор остался лишь мыслью, и мысль эта мерцала, как мираж на воде. Расплывались пустые лица с остекленевшими глазами, расплывался широкий металлический ошейник с большим синим камнем, расплывались ветви сосен на фоне голубого неба… Келлан последний раз сдавленно вздохнул, пытаясь отодвинуться…

И вдруг люди пропали. Нет, не пропали — оказались прижаты к земле с такой силой, что пни раскроили им торсы и головы, что корни прорезали их тела подобно лезвиям. Сильнейший, невозможный заговор смял их как бумажные фигурки, вбивая в почву, взрывая с отвратительным всхлипом. Щиты, столкнувшиеся с плетением, медленно просели, истончаясь, и наконец разом пали. И спинелевые цепи не защитили от неизвестного заклятия: каждый дюйм тел, не прикрытых металлом, был сдавлен чудовищным, непреодолимым прессом.

Никогда Келлан не видел подобного. Сколько же нужно было силы? Такое мог бы сделать Син или Роберт, но…

Он сидел среди пропитанной кровью и плотью земли, невредимый, обездвиженный, и остолбенело наблюдал, как Келлфер спешно подходит к