- Собралась, - угрюмо кивнула Шаннай.

Редига поджала губы, потом в круглых глазищах плеснулась догадка.

- Матушка! Вы ж совсем уходите!

- Ухожу. Слышала, риттеры приехали? Пора мне уходить. Да полно плакать-то, ох, сущеглупая... Тебе же лучше! Накажут ведь. Ступай домой! Остальным передай... - Шаннай задумалась. - Пусть помнят. Молчат, но помнят. Хоть так.

Пятеро поганцев, по недомыслию названных Шаннай учениками, нагнали ее уже в ночи. Крестьянские дети были лучше привычны к ходьбе, чем дочь потомственных лекарей, а потому хоть и запыхались, но догнали, а ведь явно утекли из домов, когда уже стемнело.

- Сдурели? - разозлилась Шаннай, даже посохом замахнулась на рябого Гуннада. - Вот уж спасибо вам сердечное! Вас же мигом побегут искать, а найдут, так скажут, что я вас свела!

Пять пар упрямых глаз поблескивали в темноте. Ученики стояли перед Шаннай - с котомками, в дорожной одеже, двое даже ботинки у старших увели, вот же бестолочи бессовестные, разве ж так можно? Обчистили родительские сундуки и побежали догонять чужачку...

- Сигберт, что это у тебя на ногах надето? - грозно спросила Шаннай.

- Ботинки... - изумленно уставился вниз рыжий вихрастый мальчишка - так, словно впервые их видел.

- Ботинки. И не твои, а отцовские. Он их в прошлую девятину на ярмарке купил и всей деревне хвастался. Я тебя этому, паршивец, учила? У родителей воровать? - дернула его Шаннай за чуб. - Этому, скажи?

- Не-ееет... Матушка Шаннай, не уходите без нас! А ботинки я... я отцу передать попрошу. Ей-ей!

- Без вас? А с вами я куда пойду?

- Мы с вами пойдем, - сказала Редига. Глаза-плошки аж сияли от собственной дури. - Куда вы пойдете, туда и мы.

- Мне из-за вас в Туру возвращаться? Чтоб вас домой отвести?

- Матушка, да риттеры вовсе не вас искали! - пробасил Гуннад. - Они к брегону приехали. Брегона князь в замок позвал для своей надобности. Всех брегонов созывает он...

- Вот и хорошо, - от сердца отлегло. Наполовину. Значит, за паршивцев можно не бояться. - И возвращайтесь немедля домой! Что я вам говорю?!

- Матушка Шаннай, мы за вами пойдем, - сразу ясно, кто тут заводила. Редига, конечно. - Вы нас погоните-погоните, а потом обвыкнетесь.

- Прокляну, - пообещала Шаннай.

Пятеро поганцев, конечно, не поверили.

За горами Неверна, за рекой, которую на одном берегу звали Эллау, а на другом - Элаад, у литидов, хоть и говорили на том же языке, что и везде, хоть и забыли про древние письмена, что вырубали их предки на камне, и не могли уже различить значения рун, но не преследовали тех, кто помнил былое. Там Шаннай и пятеро учеников нашли приют.

В рыбацкой деревне на побережье Северного моря на счету были каждые руки, способные тащить сеть и вязать узлы, а если уж чужаки еще и умеют лечить хвори, боли в суставах да хрипы в легких, что каждую зиму терзали рыбаков - то никому нет никакого дела, куда они ходят вечерами. Здесь вообще не любили смотреть ни в чужой дом, ни в чужой поясной кошель, а самых любопытных окорачивали свои же.

Под низким северным небом, вечно серым и хмурым, жили такие же хмурые и неразговорчивые люди, и каждый второй был отмечен видимой для глаза Шаннай и ее учеников печатью серебра Господня. Литиды были потомками первого племени, сотворенного им. Когда-то племени, жившему долго и обильно плодившемуся, стало тесно на Сеорийской равнине, в алонских предгорьях, и они ушли жить через реку, оторвались от собратьев и завели свой обычай.

Ходила же Шаннай со своими учениками не слишком далеко - на холм, одиноко торчавший посреди белых песчаных дюн. Там по-прежнему высились руины древнего храма. Каменные грубо обтесанные глыбы уже поросли мхом, трудно было различить, как они раньше складывались, образуя толстые стены и невысокий свод, а алтарь, некогда занимавший середину храма, вывернули из земли и скинули вниз с холма.

Деревенские говорили, что сделали это пришлые, чужаки с островов, что лежали южнее пролива. Возглавляемые епископом воины разрушили храм, выкопали алтарный камень и даже хотели увезти его с собой, но потом решили не отягощать лошадей, и попросту столкнули его вниз, в сторону моря, понадеявшись, что черный алтарный камень сам скатится до воды - а он не стал.

Тому минуло уже лет двести, и о разрушении храма в деревне помнили едва-едва, не таили обиды на чужаков. Все деревенские были приняты в лоно Церкви Сотворивших, но вспоминали о том, кажется, раз в год. До ближайшей часовни был день пути, и крестьяне не слишком-то утруждали себя походами в нее, особенно осенью и зимой, когда ледяной хлесткий ветер грозил заморозить на месте любого дурака, опрометчиво оказавшегося на открытом пространстве.

Сидя с учениками вокруг алтаря, Шаннай мечтала о том, как они восстановят храм Господа. Вернут на место священный камень, возведут стены и смогут отправлять старые обряды. Смешно, но в этой деревушке о древних ритуалах помнили больше, чем в Шамии. Местные путали обряды Церкви Сотворивших с обрядами Господа, и без помощи священника едва были способны разобраться, что откуда пошло. Шаннай этому радовалась, без устали расспрашивая старых рыбаков о старых обычаях. Слово к слову, строка к строке, заполнялись последние чистые листы в ее единственной книге, листы пергамента, предназначенные для новых рецептов травяных составов и мазей.

- Старые боги оставили нас, - говорил старик, пригревшийся у камней очага. После того, как Шаннай вылечила ему суставную хворь, мешавшую плести сети, он стал поразговорчивей, чем до того. - Ушли, отвернулись. Пришли новые боги, сильные. Все равно как замок на севере - кто его только не захватывал, пока конниг Ильдинг не сел там со своей дружиной...

- А что за старые боги, дедушка Хольв? - Шаннай брала мозолистую руку старика, изломанную болезнью, втирала горячую мазь в распухшие суставы. - Какие они были?

- Жадные, - подумав, сказал дед. - Чтобы хоть что-то попросить, надо было многое делать. На каждый срок свое. Чтоб тепло было, чтоб шторм не буянил, чтоб косяк на север не ушел. Все просить приходилось...

- Как