Шрифт:
Закладка:
– Не очень. Просто не хочу, чтобы еще один шов разошелся.
Его слова обеспокоили. Айрис подозревала, что он скрывает, как сильно его тревожит нога, и решила, что сегодня нужно быть осторожными.
Они подошли к комнате Романа, и Айрис собралась с духом, не зная, что ее ждет внутри. Она вошла и ахнула.
Горело множество свечей, создавая романтичный полумрак. На полу и на постели были разбросаны цветы. Постель по-прежнему представляла собой тюфяк на полу, поскольку все матрасы отдали в госпиталь. Но Айрис показалось, что на нее бросили еще несколько одеял, чтобы было мягче.
– Красиво, – прошептала девушка.
– Я очень признателен, – сказал Роман, закрывая дверь. – К сожалению, не могу поставить это себе в заслугу. Это всё Этти.
– Тогда придется поблагодарить ее утром, – заметила Айрис, поворачиваясь к нему.
Китт уже смотрел на нее.
Айрис сглотнула, чувствуя себя неловко. Она не знала, должна ли с ходу раздеться или подождать, чтобы он ее раздел. Почему-то по его лицу было трудно что-то прочесть, как будто он носил маску. Не успела она дотронуться до верхней пуговицы комбинезона, как он заговорил:
– У меня есть просьба, Уинноу.
– Боги, Китт, – выпалила она прежде, чем остановилась. – Что на этот раз?
Он насмешливо поднял уголок губ.
– Пойдем, посиди со мной на нашей постели.
Пройдя мимо нее, он опустился на колени на кучу одеял и, осторожно пристраивая ногу, прислонился спиной к стене.
Айрис подошла к нему, но, прежде чем шагнуть на одеяла, расшнуровала и сняла ботинки. Потом помогла разуться Роману. Так что это было первое, что они сняли, – обувь.
Девушка села рядом. Тепло его тела начало просачиваться сквозь ткань, и Айрис поняла, как чудесно будет спать рядом каждую ночь. Ей больше никогда не будет холодно.
– Хорошо, Китт. Что за просьба?
– Я бы хотел, чтобы ты мне почитала кое-что.
– Что за кое-что?
– Одно из твоих писем.
Он застиг ее врасплох. Айрис хрустнула пальцами, понимая, что это будет честно – ведь он уже читал ей вслух по ее просьбе.
– Да, хорошо. Но только одно. Так что выбирай с умом.
Он улыбнулся и взял что-то с пола рядом с тюфяком.
– Ты хранишь мои письма рядом с постелью? – удивилась она.
– Я перечитываю большинство из них каждую ночь.
– Перечитываешь?
– Да. Вот. Вот это.
Он вручил ей очень помятый листок.
Айрис разгладила складки на бумаге и пробежала глазами несколько строчек. Да. То самое. Она откашлялась, но, прежде чем начать, глянула на Романа. Он пристально смотрел на нее.
– С одним условием, Китт.
– Могу не смотреть на тебя, пока ты читаешь, – предложил он, вспомнив собственную дилемму.
Айрис кивнула, и он закрыл глаза, прислонившись головой к стене.
Она перевела взгляд на страницу и начала читать глубоким, чуть хрипловатым голосом, словно вытаскивала слова из прошлого. Из той ночи, когда сидела на полу в своей комнате.
Думаю, все мы носим броню. Не носят только дураки, рискующие снова и снова раниться, натыкаясь на острые углы мира. Но если я чему-то научилась у этих дураков, так это тому, что в уязвимости заключена сила, которую большинство из нас боятся. Чтобы снять броню и позволить людям видеть тебя таким, какой ты есть, нужна смелость. Порой я чувствую себя так же, как и ты: я не могу показаться людям такой, какая я есть. Но тихий внутренний голос твердит: «Если будешь так отгораживаться, то многое упустишь».
Айрис сделала паузу. К горлу подступал комок. Смотреть на Романа она не осмеливалась и не знала, открыл ли он глаза или так и сидит с закрытыми. Она продолжила, дочитав до конца: «Ну вот, теперь я позволила словам выплеснуться. Наверное, я отдала тебе часть брони. Вряд ли ты будешь возражать».
Она снова сложила письмо.
– Вот. Ты доволен, Китт?
Он забрал письмо.
– Да. Хотя есть еще одно, которое я хотел бы, чтобы ты прочитала. Куда я его положил?..
– Еще одно? В таком случае тебе придется тоже прочитать мне еще одно.
– Согласен. Это короткое и может стать моим любимым.
Он нашел письмо и протянул.
Ей было любопытно. Она взяла письмо и только собралась на него взглянуть, как дверь сотряс громкий стук, перепугавший обоих. Сердце сжалось, когда Айрис представила все причины, по которым им могут мешать.
«Замечен Дакр. Отступаем. Это начало конца».
Она встретилась взглядом с Романом и увидела на его лице тот же страх. Их время истекло. Им удалось принести друг другу клятвы, но исполнить их возможности не будет.
– Роман? Айрис? – раздался за дверью голос Марисоль. – Мне очень жаль вам мешать, но Киган настаивает на том, чтобы в городе погасили все огни. Ни электричества, ни свечей до конца ночи.
Роман на секунду застыл, а потом сказал:
– Да, конечно. Не проблема, Марисоль.
Айрис вскочила и затушила все бесчисленные свечи, которые зажгла для них Этти. Огоньки потухли один за другим, пока не осталась гореть только одна свеча в руке Романа.
Айрис вернулась на постель и села теперь лицом к нему, все еще держа письмо.
– Прочти быстро, Айрис, – сказал он.
Девушка ощутила трепет. Она чувствовала себя как сахар, который растворяется в чае. Опустив взгляд на письмо, тихо прочитала: «Скорее всего, я вернусь, когда война закончится. Хочу тебя увидеть. Хочу услышать твой голос».
Айрис снова подняла взгляд на Романа. Они смотрели друг другу в глаза, пока он не задул свечу. Их окутала темнота. И все же Айрис видела так много, как никогда раньше.
– Хочу к тебе прикоснуться, – прошептала она.
– А вот этого в письме не было, – с иронией сказал Роман. – Иначе я бы вставил его в рамку и повесил на стену.
– Увы. Я тогда хотела это дописать, но не сделала, потому что боялась.
Мгновение он молчал.
– Чего ты боялась?
– Моих чувств к тебе. Того, чего я хотела.
– А сейчас?
Айрис нашла его щиколотку и медленно провела пальцами вверх к колену. Она чувствовала под комбинезоном повязки и мысленно видела эти раны и шрамы, которые останутся.
– Думаю, ты сделал меня смелой, Китт, – сказала она.
Роман выдохнул – так слабо и осторожно, словно годами сдерживал дыхание для нее.
– Моя Айрис, – произнес он, – нет никаких сомнений в твоей смелости, и ты храбрая сама по себе. Ты писала мне неделями, пока я не набрался смелости написать в ответ. Ты пришла в «Вестник» и в мгновение ока сокрушила меня и мое самолюбие. Это ты отправилась на передовую, не боясь заглянуть в уродливое лицо войны, задолго до меня.