весь Петербург, как бы представитель изумленной поразительной вестью России, отдал ему последний долг… На другой день после отпевания эту шляпу принес Отрешкову старый дядька покойника Никита Козлов, который, можно сказать, не покидал своего питомца от колыбели до могилы. Он был, помнится, при нем и в Москве, где шаловливый и острый ребенок уже набирался ранних впечатлений, резвясь и бегая на колокольню Ивана Великого и знакомясь со всеми закоулками и окрестностями златоглавой столицы. Не знаю, был ли при нем верный дядька в Лицее, где вдохновенный юноша испытывал свои поэтические силы, и позже в Одессе, и в Бессарабии, где так еще живо помнят беспокойного и милого поэта? Но он был с ним и в псковском уединении — в сельце Михайловском, где восторженный юноша созревал духом творчества, и на пути — уже славного — писателя из северной столицы в последний приют: в Святогорский Успенский монастырь, Псковской губернии, Опочецкого уезда… В полночь 3 февраля отправлен гроб с земными останками улетевшего на родину гения — и 6-го числа Пушкин… засыпан навсегда землею. Только добросердечному А. И. Тургеневу и старику дядьке Козлову довелось не расстаться с ним до этой торжественной минуты».

О Никите Козлове вспоминает и И. И. Панаев, которому пришлось один вечер вместе с Краевским и Сахаровым заняться разборкой книг в кабинете Пушкина в феврале 1837 года.

«Во время наших занятий, на пороге дверей кабинета появился высокий, седой лакей.

Он, вздыхая и покачивая головой, завел с нами речь:

— Не думал я, чтобы мне, старику, пришлось отвозить тело Александра Сергеевича! (он сопровождал А. И. Тургенева). Я помню, как он родился, я на руках его нашивал…

И потом старик рассказал нам некоторые подробности о том, как они везли тело, в каком месте Святогорского кладбища погребено оно, и прочее…»

И после смерти Пушкина Козлову пришлось состоять по литературным делам покойного Пушкина. В делах опеки сохранилось следующее отношение опекуна Н. И. Тарасенко-Отрешкова в опеку:

«Для надзора за движимым имуществом А. С. Пушкина и для употребления по необходимым рассылкам по изданию сочинений его нужно нанять отдельного человека. Для чего надежнее было бы назначить крепостного человека его Никиту Тимофеева, и прежде употребляемого Пушкиным по таким же делам, назначив ему и жене его обоим — 30 руб. асс. харчевых, считая со дня употребления его, а именно с 1 февраля 1837, и с производством жалованья обоим 40 руб. в месяц, считая срок с того же 1 февраля.

И. Отрешков».

В делах опеки есть сведения об уплате жалованья Никите Козлову в 1843 и 1846 годах.

II

За этими заслуженными рабами тянется длинный ряд слуг разных возрастов и положений. Они известны нам только по именам, только по упоминаниям Пушкина в письмах к жене и к Нащокину. Иногда эти упоминания в двух-трех фразах дают живой образ крепостного слуги.

Холостой Пушкин обходился услугами одного человека, женатый Пушкин должен был окружить себя плотной стеной слуг. Их было чрезмерно много: обслуживающих было в 3–4 раза больше, чем обслуживаемых. Со времени женитьбы придворный штат Пушкина непрерывно увеличивается. Женатый Пушкин собирался вести скромную жизнь. Он просил Плетнева в апреле 1831 года «нанять ему фатерку: нас будет: мы двое, 3 или 4 человека да 3 бабы». Итак, в начале семейной жизни двух Пушкиных обслуживало 6–7 человек. Челядь возглавлялась дворецким: он вел все хозяйство, на нем лежали все расчеты по закупкам для дома. Первым за ним лицом был повар и вторым — человек при особе барина, его слуга. При барыне состояли камеристки и горничные. Прислуга пополнялась преимущественно крепостными: родители Пушкина уступили ему в услужение своих подданных, да Наталья Николаевна привела в дом нескольких гончаровских крепостных. Но приходилось и нанимать на стороне, вольных и от других господ, спецов, которых не находилось среди своей дворни.

Особенно трудно было с поварами. Поваров приходилось перехватывать. Так в 1832–1833 годах у Пушкина служил повар, который оказался крепостным госпожи Мятлевой, матери приятеля Пушкина. В один прекрасный день госпожа затребовала своего человека, и Мятлев не мог помочь своему другу. На просьбу Пушкина Мятлев отвечал ему: «Твоего повара, любезнейший друг, мать моя отдала сестре моей Бибиковой. Года три он шатался без места, и даже оброка с него никакого не поступало, когда тысяча таких же, пример опасный. Наконец, понадобился сестре повар, я на этого и указал. В первых числах февраля от конторы моей за ним послано; он тогда мне поведал, что он у тебя служил и забрал денег на расход; то я, в уважение тебе, оставил его до 1 марта и так объяснил матушке и сестре; они теперь на него считают, и он не в моей уже власти. Если хочешь, то я спрошу Бибиковых, могут ли они дать ему еще срока, дабы ты достал другого на место его, и надеюсь, что они не откажут, буде только возможно, о чем я тебя уведомлю».

Преемственную поварскую традицию осуществляли далеко не все помещичьи хозяйства; мелкопоместным и среднепоместным дворянам приходилось обращаться в крупные помещичьи дома с просьбой оказать услугу принять в обучение поварскому искусству мальчика. Так было и с Пушкиным. Надо было и ему думать о собственном поваре. Из села Михайловского был выбран и отдан крепостной мальчик в обучение к повару псковского губернатора Алексея Никитича Пещурова. Сохранился в бумагах Пушкина любопытнейший документ, не требующий комментариев:

«Щет за мальчика　

Его высокородию Милостивому Государю Александр Сергеичу　

Находитца ваш мальчик у меня вученьи с 1834-го года поты 1836-й гот по 1-е число актября 1 гот и 9 месицов следует ему за содержание по 15 ру на месяц всей сумы выходит         365 р.　

заученье его мне следует             260　

на одеяние ему назимние и летние платья 65 руб.　

зделана ему шинель и две фурашки      50　

на сапоги ему издержано              60　

рубашек на два года и передников зделано 45

ножи поварские ему куплены           6 руб.　

всего выходит                       851 руб.　

Покорнейша Прошу вас зделайти милости ращытайти меня его превосходительство Алексей Никитич требуить засодержание ему денги покорнийший слуга ваш его привосходительства человек Евстигней Александров 20-го Сентября 1836 года».

Первые месяцы семейной жизни Пушкина прошли в Москве. Здесь и было положено начало штату Пушкина, здесь он приговорил дворецкого и повара. В этом деле поспособствовал ему, конечно, Нащокин. Дворецкий Александр Григорьев сопровождал из Москвы в Царское Село обоз с вещами Пушкина. Нащокин, принявший заботы о пушкинских делах, выдал Александру Григорьеву вперед за месяц деньги — 50 рублей — и посоветовал проверять его счета. В начале июня пришел обоз вместе с Александром Григорьевым, а