странную, на первый взгляд, профессию[1260]. И тогда реалистичность всей истории оказывалась бы под угрозой. Впрочем, современники отца Ришара в любом случае могли легко заподозрить в его рассказе вымысел хотя бы потому, что для авантюрного романа и новеллы XVIII в. одним из основных являлся мотив случайно встреченного героем человека, который на поверку оказывался ему крайне необходим[1261].

Отчасти к категории «волшебных помощников» в рассказе отца Ришара можно, по всей видимости, отнести и юную девицу родом из Авиньона, которую Маргарита Ле Петур якобы отбила по дороге в Лион у ее соблазнителя и которая согласилась отправиться вместе с ней и притвориться ее женой для поддержания легенды. Истинный герой, согласно сказочному канону, обязан был проявлять милосердие и оказывать помощь любому встреченному им в пути немощному существу (будь то человек или животное), которое в благодарность становилось его верным спутником[1262]. Впрочем, данный мотив оставался не менее популярным и в эпоху Средневековья, когда спасение совращенной девушки (прежде всего, от участи проститутки) благодаря вмешательству святого или знатного сеньора превратилось в одну из излюбленных тем агиографических сочинений и связанных с ними генетически рыцарских романов[1263]. Заимствованный из бытовых сказок[1264], этот мотив перешел затем и в европейскую новеллу XVII–XVIII вв., где главным соблазнителем девушки обычно выступал авантюрист или плут[1265].

Наличие этого и некоторых других легко узнаваемых литературных мотивов в рассказе отца Ришара о судьбе Маргариты Ле Петур заставляет усомниться в том, что в данном случае он строго следовал одним лишь фактам. К сожалению, мы не можем сравнить историю «месье Анри» с какими-нибудь иными, изложенными в его многотомных «Мемуарах» сюжетами, поскольку, как я уже упоминала, это сочинение так и осталось неизданным. Тем не менее, явное желание монаха-францисканца творчески переработать ставшую ему известной подлинную информацию и представить ее в форме литературного произведения, подтверждается уже тем, что он включил в свое повествование заведомо выдуманные элементы, существование которых мы в силах перепроверить по сохранившимся документам и, таким образом, подтвердить их или опровергнуть. Одним из таких элементов являлось, в частности, утверждение автора о том, что наша героиня отличалась исключительной жестокостью, с куда большей охотой казнила женщин, нежели мужчин и проводила бесконечные и самые разнообразные экзекуции. Мы легко могли бы поверить этим словам, не имей мы в своем распоряжении письма неизвестного лионского чиновника, посланного в Париж: ведь в нем ясно говорилось всего о трех, пусть и безукоризненно проведенных «месье Анри» казнях. Можно, конечно, предположить, что из показаний самой арестованной отец Ришар узнал какие-то подробности о ее деятельности в Страсбурге и Монпелье, однако в этих городах она служила всего лишь помощником палача, а значит, лично в отправлении правосудия участия не принимала[1266]. И, таким образом, сообщение о ее исключительной жестокости и особой ненависти к женщинам оказывалось на поверку всего лишь вольной интерпретацией фактов.

Еще одним свидетельством того, что автор «Мемуаров» домыслил историю Маргариты Ле Петур, являлся, как ни странно, рассказ о ее свадьбе с Ноэлем Рошем. Напомню, что, по мнению отца Ришара, эта торжественная церемония состоялась в стенах тюрьмы, т. е. еще до того, как героиня была отпущена на свободу. Иными словами, речь шла об уже хорошо знакомом нам обычае – о «свадьбе под виселицей», когда тот или иной преступник мог избежать смертного приговора и сохранить жизнь, если незамужняя девушка или женщина изъявляла желание взять его в мужья. Мы знаем, что нередко подобные свадьбы действительно заключались под виселицей или у эшафота, а иногда – прямо в тюрьме. И хотя данная практика обычно встречала противодействие со стороны судебных чиновников (в том числе и палачей), опиралась она на неписаную правовую традицию, вера в которую у жителей Франции как в средние века, так и в Новое время оставалась исключительно крепка[1267].

Как я уже упоминала, обращение к «свадьбе под виселицей» было официально запрещено постановлением Парижского парламента от 6 апреля 1606 г.[1268] Тем не менее, она упоминалась в Coutumier vaudois 1616 г. и в ордонансе Людовика XIV от 1668 г., вошедшем затем в военный кодекс 1709 г.[1269] Иными словами, в середине XVIII в., когда отец Ришар записывал историю Маргариты Ле Петур, подобный исход уголовного процесса не представлялся чем-то устаревшим, напротив, этот обычай, видимо, все еще существовал во французских землях. Более того, именно источники Нового времени свидетельствуют, что вполне реальной могла оказаться и обратная ситуация, когда преступником являлась женщина, а ее спасителем выступал, соответственно, мужчина. Любопытно при этом отметить, что роль потенциального жениха в данном случае обычно играл сам палач. Так, в 1683 г. в Анже мэтр Пьер Вердье предложил руку и сердце юной особе 18 лет, поразившей его своей исключительной красотой. Судьи, вынесшие ей смертный приговор, были согласны на такой исход дела, однако сама обвиняемая отказалась от сомнительной чести стать супругой палача и предпочла казнь через повешение. Более удачливыми оказались коллеги Вердье, практиковавшие в Гренобле. В 1691 г. местный палач Жан Жанон получил разрешение властей и женился на своей «подопечной» Мадлен Брюн, избавив ее тем самым от смерти. Трое помощников мэтра Жака Жубера – Франсуа Пикар, Жан де Ла Пьер и Франсуа Бальтазар – воспользовались той же традицией в 1702, 1715 и 1718 гг. соответственно. А в 1725 г. новый палач Гренобля Франсуа Рипер последовал их примеру и получил в супруги Клодин Ла Круа, осужденную на смерть за детоубийство[1270].

Таким образом, описывая свадьбу Маргариты Ле Петур, состоявшуюся в тюрьме, отец Ришар, возможно, говорил правду. Но также допустимо, что для этой части своего рассказа – как и в том, что касалось злой мачехи героини, ее служанки-предательницы, ее службы в армии и отбитой ею у соблазнителя юной девицы, – он черпал вдохновение в совершенно иных источниках, имевших мало общего с реальными фактами. Тем более, что, зная о существовании брачного контракта, в котором молодожены фигурировали как Ноэль Рош и Маргарита Ле Петур[1271], наш францисканец уверял своих читателей, что из тюрьмы его героиня вышла под именем Генриетта и под ним же уехала с мужем в Канкаль…

Еще более прозрачным, с точки зрения реинтерпретации данных, представляется мне последнее из свидетельств современников о приключениях Маргариты Ле Петур – реляция из Монпелье, датированная маем 1751 г. Ее автор явно ориентировался на известия, дошедшие до него из Лиона, но осмысливал их по-своему. Собственно, единственным достоверным фактом в его сообщении следует считать указание на место действия, остальные же детали были им доработаны самостоятельно.

В основе слухов, которыми питался наш аноним, с некоторым усилием можно опознать