– Ты так долго колебался, что я чуть его не съела, – говорит она.

Лина подмигивает. Эйден озадаченно смотрит на яйцо. Она держит его в левой руке, высоко и чуть в стороне, а потом наклоняется над Эйденом и целует его. Это чертовски здорово. С ним так всегда. Его язык. Его язык, о котором он даже не думает, похож на шершавое одеяло, которое царапает кожу. А потом она отрывается от его рта, чтобы развернуть яйцо. Там есть шов, по которому оно делится пополам. Половину она кладет на пол машины, а из другой половины указательным и средним пальцами достает начинку и размазывает ее по пенису, до самых яичек. И капельку она оставляет для самой головки.

Она начинает сосать член, слизывая языком мягкую, липкую сладость. Он не может сдержаться, и она поднимает голову и говорит:

– Ммм… Соленое и сладкое… Фантастика…

А потом она поднимается к его губам и целует. На языке ее кремовая сладость. Она то целует его губы, то сосет его пенис. Все это восхитительно на вкус.

Сильными руками он обхватывает ее бедра и поднимает ее вверх, а потом опускает прямо себе на лицо и начинает сосать. Ей кажется, что ее пожирает тигр. Он стонет ей в вагину и твердит:

– Хочу съесть твою киску…

Он говорит это прямо в вагину – странное ощущение, словно ее вагина и Эйден влюблены друг в друга, а Лина наблюдает за этим со стороны.

Так продолжается около десяти минут. Иногда бывает так хорошо, что даже чересчур. Лина пытается высвободиться, но он прижимает ее крепче, и она остается на его лице. Он что-то бормочет ей в вагину, врастая в нее ртом, как шарик в джойстик.

Наконец он отпускает ее, чтобы она опустилась на его пенис.

– Стой! Не хочу, чтобы шоколадный крем был во мне!

К счастью, на центральной консоли есть детские салфетки. Она вытирает его пенис и опускается на него, на корточках, на полу, в машине.

Когда он входит в нее, Лина чувствует, что исполнились все ее желания. Она – машина, получившая именно то, что необходимо для нормальной работы. Первые сто движений кажутся одним целым. Когда она устает, он берет инициативу на себя. Эйден обхватывает ее талию и усаживает ее себе на колени. А потом она снова начинает двигаться, и они искусно сливаются друг с другом. Он оказывается над ней, в миссионерской позе. Он движется ритмично. Когда темп становится по-настоящему быстрым, она теряет контроль. Каждое движение вызывает у нее малый оргазм. Они продолжают целоваться, ее голова горит. Она кончила уже сотню раз, и он выходит из нее, потому что вот-вот кончит. Эйден спрашивает, кончила ли она, и она кивает, и он возвращается в нее и движется быстро-быстро, а потом выходит и кончает ей на живот. Они лежат рядом, обнимая друг друга. Она уже боится, потому что начался отсчет его ухода.

– Подождите-ка, мистер, – говорит Лина, почувствовав, что его тело становится безразличным. – Подождите-ка! Дайте мне кончить, поработайте пальцами!

– Я думал, ты кончила, – говорит он, запыхавшись.

– Не совсем.

Он вводит в нее один палец и медленно тянет его на себя. Потом он вводит второй, и она стонет от наслаждения.

Это продолжается несколько минут, и она почти кончает, но не совсем, потому что знает: как только она кончит, он уйдет. Когда французы называют оргазм «маленькой смертью», они имеют в виду счастливую, удовлетворенную смерть. С ней не так. Ее ждет страшная смерть. Каждый раз может стать последним, когда она испытывает это наслаждение.

– Женщина, ты меня замучила!

Она знает, что его беспокоит. Ему не нравится находиться в тесном пространстве.

– Ну и иди! – говорит она. – Я кончу сама. Убирайся.

– Подожди минутку, – говорит он. – Мне нужно отлить.

Он выходит из машины и писает прямо на поляне. Потом Эйден берется за телефон. Она плохо видит его через запотевшие стекла машины, но слышит, что он разговаривает с мужчиной, а не с женщиной, слава богу. Она начинает ласкать себя пальцами, но как-то глупо заниматься этим в машине в одиночестве. Эйден даже не смотрит на нее. Поэтому она одевается, выходит, садится на багажник машины и закуривает сигарету из пачки, которую купила для него.

Закончив разговор, он подходит к ней и кладет сильные руки ей на колени.

– Ну, малыш, я тебе позвоню.

– Знаю, – отвечает она, глядя на деревья на краю леса.

Он уходит, но она окликает его:

– Эй, эй! Не хочешь взять сигареты? Они для меня крепковаты.

– Ага, спасибо, малыш.

– Шесть баксов.

Он достает бумажник, вытаскивает пятерку и доллар.

– Я же пошутила!

– Нет, малыш, возьми!

– Нет, не надо.

Он подсовывает деньги ей под ногу.

– Ты остаешься или как?

– Побуду немного, – отвечает она. – Хочу понежиться на солнышке. Прекрасный день.

– Ну ладно…

Он снимает руки с ее коленей, и Лина чувствует, что жизнь ее кончилась. Он идет к своему грузовику. Она не смотрит ему вслед, но слышит, как рычит его мотор. Он проезжает мимо и подмигивает ей из окна.

– Береги себя, малыш.

Она спрыгивает с багажника и хочет швырнуть деньги ему в окно. Она еще не знает, как трудно будет отчистить крем с пола машины – он растаял и прилип. Она не думает о том, что застряло у нее в волосах. Она пытается попасть в окно, но он уезжает, и Лина остается на дороге с деньгами в руке.

Женщинам из группы она потом скажет:

– Я пробыла там еще полчаса… Просто смотрела на деревья, пока не стемнело. Домой я опоздала.

Шесть долларов она бросила на землю. Пятерка и доллар, свернутые в трубочку, зеленые, как листья, которые умерли в расцвете жизни.

– Может, нужно было придавить деньги камнем, чтобы он, если вернется, понял, что я их не взяла, – скажет она. – Но я этого не сделала. Я просто оставила их там, и их унесло ветром.

Слоун

На острове есть замечательный рынок, где продают восхитительный салат, и горчицу, и другую зелень с местных ферм. Салат с лобстерами делают с огромными кусками мяса, больше чем с кулак.

В большом прохладном павильоне этого рынка Слоун неожиданно увидела женщину, рядом с которой почувствовала себя настоящим мусором. Она уже давно ее не встречала. Они не общались с той эсэмэски, которую женщина отправила ей год назад.