- Ну ладно, но если что – звони или связывайся.

- Конечно.

И вот после практики по специальности она вызвала такси и отправилась в отель «Республика». Отель был велик и помпезен, а его открытая терраса располагалась на двадцатом этаже и позволяла видеть весь город. Красиво и страшновато.

Финнея поднялась на лифте, ведущем именно на эту террасу, и сказала официанту на входе, что её должны ожидать.

- Ваше имя, госпожа?

- Финнея.

- Да, верно, столик возле фонтана, позвольте вас проводить.

Фонтан и вправду был – небольшая чаша, довольно сильная струя воды, завеса из мельчайших капелек рядом… завеса отгораживала что-то вроде отдельного кабинета, в котором кто-то сидел за столом. Финнея прошла сквозь завесу и впилась взглядом в пожилую женщину.

- Здравствуй, детка Финнея, - она поднялась из-за стола с улыбкой.

Седая, стройная, смуглая, серебряные волосы убраны в замысловатую причёску. Серый костюм с лёгким серебристым отливом немного напоминает чешую. Глаза серо-зелёные… такие, как у отца, и у Финдуса, и у Марины. У неё самой – бирюзовые, мамины.

- Здравствуйте, - прошептала Финнея. – Благодарю за то, что согласились встретиться со мной. А если дед узнает, и ему окажется не по нраву – я скажу, что сама нашла вас и настояла на встрече.

- Я смотрю, тебе не занимать целеустремлённости и упорства. А я ведь предупреждала Финниля, что родная кровь есть родная кровь, - усмехнулась она. – Всё в порядке. В этом заведении отличный рыбный суп и неплохие кальмары. Располагайся, будем есть, пить арро и разговаривать.

27. Выбирай себя

Финнея никак не могла начать разговор. Не знала, что спросить и как, хотя уже миллион раз успела представить себе эту встречу. Сейчас же язык словно присох куда-то там внутри и не хотел ворочаться. Она схватила стакан с водой и осушила его едва ли не одним глотком.

Бабушка… оказалась достойной деда. Дед был высок и могуч, и даже отец не такой крупный, но наверное, станет таким лет через сто. Мама рядом с дедом казалась хрупким побегом драгоценной водоросли. А вот бабушка, если бы она осталась рядом с ним…

Говорят, далеко-далеко, в тёплом коралловом море, где Финнея по молодости лет ещё ни разу не была, растёт серебристая водоросль. Она с виду, как морская трава, а на ощупь – как та сталь, что отливают люди, острая и смертоносная. И вот бабушка показалась Финнее такой серебристой водорослью, которая прекрасна с виду, но касаться её ни в коем случае нельзя. А потом она взглянула на Финнею… и улыбнулась, просто улыбнулась.

- О чём ты хотела спросить, детка Финнея? Говори, не бойся.

- Как так случилось, что вы ушли жить к людям? – вот, она и спросила.

Или, как повторяет за своей госпожой деканом Медведь, за спрос не дают в нос?

- А вот случилось, - усмешка бабушки оставалась доброй. – Я полюбила человека. Наверное, если бы Финниль не отреагировал так бурно, то эта влюблённость прошла бы потихоньку, как проходит лихорадка – у людей ли, у морских. Но мы были на встрече глав государств Срединного моря, встреча продолжалась неделю, и пока те самые главы вели свои переговоры, супруги и другие ближние люди тоже решали разные дела. Так случилось, что я занималась вопросами экспорта к нам человеческих технологий и их магической адаптацией для морской воды. Мне представляли самые разные проекты, по нескольку штук в день. И курировал процесс глава арагонской компании, разрабатывавшей аппараты для глубоководных погружений. Мы провели много времени вместе… за работой, конечно. Но ему понравилась я, а мне понравился он. И когда Финниль в последний вечер застал нас за тем, что мы разговаривали в полумраке комнаты – он пришёл в бешенство. Наверное, он до сих пор считает, что женщины из его семьи должны молча сидеть возле его хвоста, даже если они при том делают какую-то реальную работу для него же. Мы… мы тогда поговорили очень нехорошо, он обвинил меня в потере чести, стыда и совести, я его – в глупости и недальновидности. Потому что это не была ревность, нет, это была злость на то, что я позволила себе поступить неподобающим с его точки зрения образом. Слово за слово, и мы серьёзно рассорились, потому что меня обидело недоверие, и злые слова тоже обидели. Я отлично помнила свои брачные обеты, и не собиралась нарушать их ни с кем. Но уж конечно, в тот момент мне показалось, что я сильно люблю того своего бесхвостого знакомца, - рассмеялась она.

- И что же было потом? – спросила Финнея.

- А потом мы вернулись домой, и Финниль никак не мог забыть тот случай. Он всё время припоминал мне, что я опозорила его, что я вела себя недостойно, и чему же я смогу научить наших сыновей и дочь? После одной особенно обидной для меня ссоры я сказала ему – или он прекращает вести себя, будто я совершила преступление, или я уйду. Он не поверил, что я смогу уйти, и продолжал, как ни в чём не бывало. И тогда я ушла. О нет, ещё пока не на сушу, а в Бенгальский океан, к брату и его семье. Думала – Финниль остынет, и я вернусь. Но он не остыл, он велел передать, что раз я ушла по своей воле, то он не желает мне больше видеть, и дети наши, как он считает, тоже пусть растут без матери – чем с такой матерью, как я. Меня это очень удивило… а потом я подумала и поняла, что наш союз держался скорее на уважении, чем на чувствах, и вот этого-то уважения и убыло в последние годы. Он привык, что я есть, что я подхвачу какие-то дела и дворцовые мероприятия, встречусь с теми людьми или морскими, с которыми нежелательно встречаться ему самому, и решу какие-нибудь неприятные вопросы. Я была скорее сотрудником, чем супругой. И он именно уволил сотрудника. А потом оказалось, что найти кого-то на замену непросто. Он хотел жениться ещё раз, мне рассказывали. Но ему отказали все морские семейства, потому что нельзя просто так взять и выгнать супругу, происходящую из рода владык океана. Он не женился более, потом наш старший привёл домой человеческую девушку, а дальше ты знаешь.

- А… а тот мужчина? – робко спросила Финнея.

- О, когда