чтобы он сел. Прохожий не ослушался, и Сеньчиха тотчас напоила и накормила мужика, который, отблагодаря ее, забрался на полати. Прохожий от дороги не мог долго уснуть, и лежа на полатях, испуская тяжкие вздохи, говорил часто сии слова: «О горе! Проклятое горе! Куда мне от тебя деваться? Долго ли ты меня будешь мучить?» Сеньчиха со вниманием слушала его слова и наконец спросила его: «Прохожий, много ли у тебя горя?» — «Эх, любезная моя хозяюшка! у меня горе — что ни есть конца». — «Сделай таку с нами милость, — продолжала Сеньчиха, — возьми кстати с собою и наше горе, которое муж недавно поставил под пол, а остальные вчерась увез с собою в город». Прохожий при сих словах изумился и пришел в такое удивление, что не знал, как разрешить сию загадку. Но как сошел с полатей и увидел под полом котел с деньгами, догадался, что хозяйка сего дома была дурочка. «Очень хорошо, хозяюшка, — говорил прохожий, — разве только для тебя возьму сие горе с собою. А если бы ты не была добрый человек, то бы ни за какие деньги не согласился оное взять, потому что у меня и своего много горя». Хозяйка его просила, чтобы он не оставил ее просьбы, за что, если подъедет ее муж, не преминет воздать ему благодарности.

Лишь только заря начала показываться, то прохожий собрался в дорогу, взял с собою и котел с деньгами, опасаясь притом, дабы хозяин дома не мог его застать. Увидя сие, Сеньчиха, тотчас вскоча с постели своей, затопила печь и, настряпав лучшего кушанья, накормила прохожего и дала ему на дорогу, а притом подарила несколько холста, благодаря, что он не отказался взять с собою их горе. Прохожему, хотя и тяжела была ноша, однако он все свои силы употреблял к тому, чтобы скорее выйти из сей деревни и не попасться в руки к хозяину. Счастье прохожему споспешествовало, и он без всякого препятствия вышел из деревни и пошел со своею ношею туда, куда лежал ему путь.

Между тем Сенька, искупив все нужное в городе, возвратился в свое селение. Как скоро приехал в свой дом, то Сеньчиха, вышед на крыльцо, встречала своего мужа и весьма обрадовалась тому, что он скоро возвратился. Сенька по входе своем в избу спрашивал жены своей, все ли было здорово и благополучно без него в доме. «Все слава Богу», — говорила Сеньчиха. Потом он отдал ей кумашную телогрею и кокошник, говоря: «Ну жена, я в городе продал свое горе и вот купил тебе сей гостинец». — «Спасибо, мой батька, что ты меня вспомнил», — говорила Сеньчиха. По сем, желая она от мужа своего получить благодарность, сказала ему: «Послушай, муженек! Теперь уже мы станем жить благополучно и весело: ты в городе продал горе, а я и остальное, зарытое тобою под полом, отдала доброму человеку, который долго отговаривался взять, но усильные мои просьбы его убедили». Сенька, услышав о сем, бранил свою жену, но напоследок более досадовал на самого себя, для чего он от дуры скрыл истину, и когда бы она знала, что под полом зарыты деньги, то бы их, может быть, никому не отдала. По сем вознамерился он открыть своей жене, что это отдала она не горе, а деньги, которые он нашел недавно пред сим. «Ах батька мой! — говорила Сеньчиха. — Ты сам больше виноват, а не я. Для чего ты мне о сем прежде не сказал, я бы никак не подумала отдать деньги прохожему, зная, что они нам и самим надобны».

Спустя после сего несколько времени в то селение приехал господин, который приказал, чтобы все молодые бабы собрались мыть полы в господских покоях, почему и Сеньчиха старостою наряжена была к сей работе. Она, одевшись в новую свою кумашную телогрею и кокошник и взяв в руки мочалку, пошла на господский двор. Как собрались все крестьянки и начали свою работу, то Сеньчиха, не снимая с себя платья, принялась в оном мыть пол и захлюпала весь хвост у своей телогреи. Прочие крестьянки говорили ей, для чего она не сняла с себя телогреи, которую всю изморает. «Дай Бог здоровье моему Сеньке, — говорила Сеньчиха, — он мне еще новую купит; у нас денег довольно, потому что он недавно нашел в лесу клад». По окончании работы все бабы распущены были по своим домам, и Сеньчиха, пришед, сказывала все то своему мужу, что ни происходило во время их работы. Сенька догадался, что сие непременно дойдет до господина, и он жестокому себя[20] подвергнет наказанию за то, для чего о сем ему не объявил, почему выдумал в сем случае употребить следующую хитрость. Запрягши лошадь, посадил жену свою в телегу и поехал будто бы искать с нею клада.

Случилось им ехать мимо болота, где лягушки раскричались. Сеньчиха, не зная сего, спрашивала у своего мужа, что это значит. «Это барина нашего давят черти, — отвечал Сенька, — и тогда его давили, как я нашел в лесу деньги». Потом, проехав несколько верст, сказал жене своей, что еще нашел клад, и, возвратясь домой, показал ей кошель с деньгами.

Между тем дошло до господина сведение, что Сенька нашел клад. Господин тотчас его призвал пред себя и спрашивал Сеньку о сем прежде с ласковостию, а напоследок обещался жестоко наказать, если не признается добровольно. Сенька не признавался и уверял всячески господина, что он никогда не находил никакого клада. Господин, вышед из терпения, послал за его женою, которой велел уличать мужа своего в том, что он не признается в найденном им кладе. «Как тебе не стыдно, батька мой, — говорила Сеньчиха своему мужу, — запираться перед господином. Для чего не сказать ему о сем, он от нас не отымет. Я вам расскажу, сударь, — продолжала Сеньчиха, — в какое время мы нашли клад: в ту самую, сударь, пору, как вас черти давили, что я и сама слышала, что вы очень жалобно кричали». Господин, видя, что Сеньчиха врет, спросил: «Да в каком месте меня черти давили?» — «В болоте, — говорила Сеньчиха, — неподалеку от соседской деревни, мы тогда с Сенькой ехали за кладом». Господин, сколько прежде ни был сердит на Сеньку, столько напротив развеселился и смеялся над глупостью жены его и, узнав при том, что Сеньчиха говорит неправду, отпустил Сеньку в свой дом без наказания, где разумный