власти на Юге. Во-вторых, они старались не вмешиваться в конфликты, так или иначе относящиеся к категории «религиозных». И в-третьих, в отличие от местных южноиндийских правителей, англичане разделяли судебную и административную власти, что только прибавляло напряженности в делах храмового управления (Appadurai, 2008: 106). Тем не менее, у местного населения не было выбора: когда возникала спорная ситуация или дело принимало форму серьезного конфликта, люди вынуждены были обращаться за помощью к новому правительству. Однако чужестранцы не пытались даже вникнуть в проблему, и часто их решения были самым настоящим издевательством над верующими людьми. Всего лишь один пример. В Трипликане в храме Партхасаратхи возник спор относительно того, как следует произносить во время богослужения такой-то текст. Спорили между собой брахманы: один вводил новшества, а другой настаивал на прежнем варианте. И каждый раз сменявшие друг друга британские чиновники, назначавшиеся на должность управляющего, принимали разные решения. Это еще больше усугубляло ситуацию – спор и так длился несколько лет. И когда брахманы в очередной раз (в 1780 году) обратились за помощью к очередному чиновнику, Лорду Пиготу, тот заставил их читать свою изобретенную молитву. А для того, чтобы проконтролировать, как будет исполняться его решение, отправил в храм мэра города с группой сипаев, а также работников компании. На протяжении десяти дней они с особой жестокостью «помогали» выполнять в храме решение иностранного начальства (Appadurai, 2008: 108–109).

С 1817 года британцы попытались примерить на себя роль неравнодушного правительства и фактически взяли на себя управление храмами, но уже в 1863 году они были вынуждены отказаться от этой затеи (Ghose, 1996: 349, 350). Тем не менее, даже придерживаясь политики невмешательства, они все равно старались контролировать данную сферу, и уже сам факт их присутствия в Индии оказывал влияние на жизнь храмов – храмы не были изолированы от остальных сфер жизни, они не существовали в вакууме. С первых десятилетий XIX века в храмовом управлении начинается период постоянных изменений.

Но все или почти все, что делало колониальное правительство, было мало пригодно для улучшения ситуации, в которой оказались храмы. Постепенно к контролю над храмовыми доходами была привлечена местная элита, состоящая из брахманов и представителей высших каст, так или иначе связанная с храмовым управлением. Со временем вместе со всевозрастающей ролью Партии Справедливости (Justice Party) в храмовую политику включилась новая страта высококастовых небрахманов. И всем этим управленцам была предоставлена свобода действовать по своему усмотрению. При этом обострилось соперничество за получение должности попечителя храма. И передав контроль над храмами и другими религиозными институтами в руки элиты (как брахманам, так и представителям высших небрахманских каст), британцы тем самым способствовали еще большему укреплению общественного положения этих людей (Ghose, 1996: 350).

Две англичанки и рикши, 1870-е гг.

С того времени как колониальные власти взялись за управление храмами, разрушив прежний порядок, исчезло даже подобие стабильности. Это вовсе не означает, что до прихода европейцев в деле храмового управления царил идеальный порядок. Иногда был бардак, частенько случались конфликтные ситуации, порой совершались преступления. Однако веками отлаженный механизм контроля над различными сферами храмовой жизни позволял довольно успешно решать возникавшие вопросы, вовремя гасить конфликты и поддерживать существующий порядок, обеспечивающий необходимую для развития храмовой экономики и культуры стабильность. После вмешательства британцев в дела храма произошел серьезный сбой. Создававшаяся на протяжении многих столетий структура храмового управления была разрушена, а новая не успевала складываться. Постоянные изменения политики в отношении храмов и нескончаемые «улучшения» создавали стрессовые ситуации и приводили к неразберихе. Для некоторых храмов это означало кризис, причем затянувшийся.

С. Пиллей, рассказывая о храме Субрахманьи в Тиручендуре, описывает перемены, которые стали неотъемлемой частью южноиндийского храма. До 1840 года власти дистрикта контролировали все, что так или иначе имело отношение к храму, но потом изменили курс, передав в 1840 году контроль над храмами в другие руки. В 1841 году 350 храмов были поделены на две группы: к одной группе были отнесены деревенские храмы (Village temples), а к другой – окружные храмы (District temples). Первые были переданы деревенским комитетам, а последние, точнее семь из девяти, – попечителям (за исключением двух храмов – Нангунери и Тируккурунгуди). В 1849 году к попечителям и к комитетам перешло управление храмовыми землями. В 1864 году было создано два окружных комитета – один для храмов Шивы, а другой для храмов Вишну. После принятия Закона об индуистских религиозных пожертвованиях от 1927 года (Madras Hindu Religious Endowments Act, или Madras Act II of 1927)[224] административный контроль за всеми индуистскими храмами и их пожертвованиями в Мадрасском президентстве перешел к Совету (Board of Commissioners for Hindu Religious Endowments). Но до тех пор, пока этот закон не начал действовать в отношении храма, храм Субрахманьясвами управлялся по административной схеме, которая была выработана в 1929 году Окружным судом Тинневелли (Pillai, 1948: 43). Комитет шиваитских храмов (Tinnevelly District Saiva Temple Committee), под чьим управлением находился храм Субрахманьи с 1864 года, в 1938 году был упразднен (Pillai, 1948: 44). И после этого в храмовом управлении регулярно вносившихся изменений «был вагон и маленькая тележка».

Схожая ситуация была и в других частях Тамилнаду, где храмы постоянно подпадали под действие тех или иных законов и делились на какие-либо группы. К примеру, после того как Танджавур перешел к британцам, 102 храма, находившихся на территории Танджавурского и Кумбаконамского талуков, в целях лучшего администрирования были сгруппированы в шесть подразделений. В каждое подразделение входило от 4 до 48 храмов, и им полагались ежегодные денежные дотации, сумма которых не была одинаковой для всех и зависела от того, к какому подразделению относится тот или иной храм[225]. То есть, для экономической поддержки храмам выплачивалось специальное денежное пособие – тасдик (tasdik), или мохини (mohinī), которое выделялось из кошелька колониального правительства. Также денежные дотации храмы получали из царской казны, имея при этом еще и доход со своей земли (Pillai, 1935: 34). Но ситуация была плачевной, удобства и польза от таких преобразований были лишь на бумаге. Поэтому в Танджавуре члены царской семьи пытались вести борьбу за храмы.

Поначалу специальным договором под номером сто два от 1799-го года храмы были оставлены за Серфоджи II, но после смерти Шиваджи в 1855 году Ост-Индская Компания ликвидировала титул танджавурского раджи и взяла в свои руки управление над всем Танджавуром, включая храмы. Вдова покойного Шиваджи, рани Каматчи Баи Сахеба, стала добиваться у британцев справедливости и обратилась к правительству, чтобы ей вернули