Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Приключение » Русское масонство - А. М. Васютинский

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 106
Перейти на страницу:
Князю, и он оный прочтя ко мне возвратил с приложенной цедулою, из которой оказывается, что на него все вышеписанный пасквиль всклепал и солгал, чему охотно верю и нахожу вяще винным сочинителя оного»[325].

Запон из Страсбургского музея. © Ji-Elle / Wikimedia Commons

Катастрофа, постигшая Новикова, заключенного в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет, заставила Павла Петровича искать религиозно-мистического утешения у себя в семье. Но великая княгиня Мария Феодоровна, женщина практическая, исполненная здравого смысла, не могла отвечать на его духовные запросы. Духовный руководитель цесаревича, единственный масон, остававшийся при его дворе, Плещеев напрасно предлагал ей лучшие, по его мнению, образцы масонской литературы, хотя великая княгиня и любила повторять: «Я люблю всегда соглашаться со своим мужем». «Нет, мой добрый и достойный друг, – писала она ему, – как ни проникнута я убеждением в истинности и святости моей религии, но, признаюсь, я никогда не позволю себе читать мистические книги, во-первых, я не понимаю их, и, во-вторых, я боюсь, что они внесут сумбур в мою голову». На убеждения Плещеева Мария Феодоровна возражала: «Чтение мистических книг я, в сущности, нахожу опасным, так как их идеи способны кружить головы… Есть много прекрасных моральных книг, чтение которых доставляет мне удовольствие; но я люблю их простоту и признаюсь, что я чувствую панический страх к мистическим книгам. Я называю мистическими те, которые слишком восторженны, неудобопонятны, и мысли свои я высказывала только по отношению к ним»[326]. И сам Павел Петрович, оставаясь религиозным человеком, также начинал скучать «письмами и моральными сентенциями» Плещеева, находя большее удовлетворение в беседе с живой, умной фрейлиной Нелидовой, прекрасно понимавшей впечатлительного, мятущегося цесаревича. Страстно любимое им военное дело, заключавшееся в обучении по прусскому образцу небольшой армии «гатчинцев», чередовалось с религиозным чтением и молитвой. В Гатчинском дворце показывали места, на которых он имел обыкновение стоять на коленях, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами; паркет был положительно вытерт в этих местах. Но он не выдержал ни опального своего положения при дворе матери, ни ужасов революции, поразивших Францию и Европу. Характер его делался мрачнее и раздражительнее, масонский катехизис потерял свое обаяние; он приходил к убеждению, что «людьми следует править пушками и шпицрутенами». Вокруг цесаревича появились люди не масонской складки и понятий: Ростопчин, Аракчеев, Кутайсов, Линденер и другие. Вместо любезного, живого и чуткого на запросы жизни цесаревича вырастал грозный деспот, признававший высшим законом для всех одну лишь свою неукротимую и переменчивую волю. Мог ли он отозваться на братскую просьбу масонов:

Украшенный венцом,

Ты будешь нам отцом?

Первое время по восшествии своем на престол император Павел действительно показал себя покровителем масонов, в особенности тех, которые пострадали за него. На другой день после смерти Екатерины он освободил Новикова, удостоил его аудиенции, а с ним освобождены были и все замешанные в дело мартинистов. Князь Куракин, князь Репнин, Баженов, Лопухин были вызваны ко двору и щедро вознаграждены. Руководителем совести императора, казалось, остался один Плещеев, вспомоществуемый императрицей Марией и Нелидовой. Масоны торжествовали… Но люди, лучше их знавшие характер и миросозерцание нового государя, уже готовили им падение. Одним из первых в их числе был Ростопчин, умевший угождать вкусам императора и его настроению и отлично изучивший его миросозерцание. «Я воспользовался случаем, – рассказывал он впоследствии, – который мне представила поездка наедине с ним в карете в Таврический дворец. Возразивши на одно его замечание, что Лопухин был только глупцом, а не обманщиком, как товарищи его по верованиям, я затем распространился о многих обстоятельствах, сообщил о письме из Мюнхена об ужине, на котором бросали жребий [убить императрицу], о их таинствах и прочем и с удовольствием заметил, что этот разговор нанес мартинистам смертельный удар и произвел сильное брожение в уме Павла, крайне дорожившего своей самодержавной властью и склонного видеть во всяких мелочах зародыши революции. Лопухин, успевши написать всего один указ о пенсии какой-то камер-юнгфере, отправлен в Москву сенатором. Новиков, которого по освобождении его из тюрьмы император полюбопытствовал видеть, был затем выслан из Петербурга и отдан под надзор; священник [Матвей Десницкий, впоследствии митрополит Петербургский] остался при своем церковном служении; но многие лишились прежнего влияния, потеряли всякое значение и стали жертвами весьма язвительных насмешек государя. Неудивительно, что в его мнениях произошла такая скорая перемена: существуют класс людей и род услуг, которые нравятся наследникам престола до их воцарения, но от которых они отворачиваются после, даже наказывая тех, кто казался необходимым, а потом в награду получает одно только презрение»[327].

Ростопчин, очевидно, переоценил значение своего извета. Павел изменился еще до своего воцарения, и масоны, не умевшие применить своего катехизиса к придворной атмосфере, должны были бы уйти от двора и без доносов Ростопчина. Знавшие характер нового государя остались при нем, несмотря на опалу, постигшую Новикова и Лопухина, и среди них сохранил свое значение на некоторое время даже Плещеев, которого Ростопчин выставлял главным покровителем масонства. Хорошо знакомый с учением русских масонов, Павел, без сомнения, умел отличить их от иллюминатов школы Вейсгаупта, но он, еще будучи наследником, возненавидел в их деятельности проявление общественной силы, независимой от верховного правительства, ясно усмотрел за «чудачествами» масонов проявление общественного самосознания, а в них самих – лиц, действовавших «скопом». Выделив из среды масонов Лопухина как «глупца, менее виновного, чем прочие», Ростопчин не заметил, что Лопухин-то, собственно, один и подвергся удалению от двора именно за свой смелый язык, за свое неукротимое желание «вещать правду» монарху. Между тем это был, выражаясь современным языком, самый благонамеренный почитатель и охранитель старого строя, даже в большей степени, чем сам Ростопчин. «Все, – писал он незадолго до смерти Екатерины в одной из своих брошюр, – все нам вопиет о естественности первенства. Все нам возвещает необходимость, пользу подчинения и власти, коих взаимное действие есть душа порядка… Божественное единство, вселенною управляющее, освящает свое подобие в земных Царях и величеством их венчает». Участь Лопухина испытал в скором времени и другой масон, о качествах которого не посмел изрыгнуть хулу даже ядовитый язык врага масонов: это был князь Н. В. Репнин, преданный императору со времен его детства, но осмелившийся выразить на параде мнение, что погода стояла холодная. Павел осудил масонство как учреждение, противное началам абсолютной его власти и излюбленному им полицейскому строю государственной жизни.

Вот почему нам кажется безусловно верной версия о закрытии масонских лож, сообщаемая в уже цитированной записке особенной канцелярии Министерства полиции. По этой версии, император Павел, приехав в Москву на коронацию, повелел профессору

1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 106
Перейти на страницу:

Еще книги автора «А. М. Васютинский»: