href="ch2-313.xhtml#id241" class="a">[313]. Здесь она, частью на основании показаний самого же Новикова, повторяет свои обвинения по адресу масонства, которые она высказывала еще в своих литературных произведениях. На первом плане стоит обвинение масонства в применении таинственных обрядов и клятв, обвинение в том, что они подчинили себя герцогу Брауншвейгскому, что они пользовались шифром при переписке, что они пытались уловить в свой орден великого князя, равно и то, что они печатали запрещенные правительством книги, но главный упрек заключается в том, что Новиков далеко не открыл своих сокровенных замыслов[314]. Это официальный указ, в котором Екатерина хотя говорит многое, но не все договаривает. Следователи новиковского дела, особенно Прозоровский, в интимной переписке идут гораздо дальше в своих предположениях относительно того, что было утаено Новиковым на следствии. Так, князь Прозоровский был уверен в том, что Новиков и его друзья – «совершенные иезуиты»; поэтому он считал, что масоны таили те политические замыслы, которые ими были тщательно скрыты на следствии. Прозоровский тогда уже приписывал масонам умыслы против жизни Екатерины, по крайней мере в том случае, если бы им удалось залучить в свою среду и наследника престола: «Если бы успели они персону привести, как и старались на сей конец, чтоб привести конец злому своему намерению, то б хуже сделали французского краля». Быть может, и сама Екатерина доходила до этих предположений.

Подводя итоги тому, что вскрылось для Новикова в связи с его общественной деятельностью, мы можем подчеркнуть прежде всего то обстоятельство, что дошедшие до нас материалы не дают еще права высказать окончательного суждения. Ясно только, что екатерининское правительство отделяло Новикова и от масонства, и даже от членов Новиковского кружка, и имело на это основания.

Сравнительно с духом и правом данного периода правительство поступило относительно мягко. Что же касается вопроса о виновности или невиновности Новикова, то он совершенно не нуждается в оправдании. Это был крупный общественный деятель, сознательно положивший свою жизнь на дело широкого общественного развития, быть может, и в целях хотя бы отчасти содействовать политической перестройке общественных соотношений. И как всегда, трудные и важные процессы общественного развития требуют жертв; такой жертвой для блага общества и был Новиков.

Е. С. Шумигорский

Император Павел I и масонство

В жизни и деятельности императора Павла еще много сторон, не вполне уясненных исследователями. К числу их относится и вопрос об отношениях императора к масонству. Для ясного, удовлетворительного разрешения этого вопроса собрано слишком мало фактического материала, и, быть может, он никогда не будет собран в достаточном количестве. Не говоря уже о тайне, которой масоны вообще старались облечь свою организацию и свою деятельность, масса документов об отношениях Павла к масонству была своевременно уничтожена заинтересованными лицами, в том числе самим Павлом, когда он охладел к масонству, заметив, что орден свободных каменщиков несовместим с излюбленным им идеалом полицейского государства. Но и сохранившихся материалов нам кажется совершенно достаточно для того, чтобы биографы императора Павла вопрос о принадлежности его к масонскому ордену решили в утвердительном смысле и могли в общих чертах проследить историю его отношений к масонскому братству.

Известно, что в России второй половины XVIII века масонство развилось на почве противодействия сухой, материалистической философии того времени, выразившейся в творениях энциклопедистов. Стремление указать важность и законность духовных стремлений человека, связать нравственный и религиозный его мир с данными опытной его науки, с миром внешним, чувственным, создать этические идеалы проявлялось у масонов под самыми разнообразными формами. «В самом масонстве, – писал впоследствии один из известнейших масонов начала XIX века граф М. Ю. Виельгорский, – бывают иногда мнения противоположные, и, так сказать, само масонство порождает разных чад, а потому-то орден и масонство – весьма различны, что и пребывает великой тайной». Сходясь между собой в отрицании разумности начал материализма и в признании важности духовного совершенствования человека, масонские кружки отнюдь не проявляли единства в своих целях и средствах: чистая наука процветала в них наряду с алхимией, возвышенные религиозные начала – с оккультными науками, стремление к нравственному самоусовершенствованию, к благотворительной и просветительской деятельности – с крайними политическими теориями иллюминатов. «Великая тайна» ордена сокрыта была для непосвященных, понималась ими на разные лады, но объединяла в борьбе со злом, царившим в обществе и государстве, людей с чутким умом и сердцем, чувствовавших ничтожность единичных своих усилий. Внешним выражением этого объединения стала вся обрядовая сторона масонства с его мистическим, аллегорическим антуражем, возбуждавшая среди поклонников учения энциклопедистов, вырабатывавших у себя трезвый, «философский» взгляд на вещи, саркастическое к себе отношение. Блестящая и просвещенная покровительница Вольтера, Дидро и д’Аламбера, императрица Екатерина смеялась над «нелепостями» масонства, над «соединением религиозных обрядов с ребяческими играми», над «обетами, чудачествами, странными и нелепыми одеяниями» их. «Перечитав, – писала она, – в печати и рукописях все скучные нелепости, которыми занимаются масоны, я с отвращением убедилась, что, как ни смейся над людьми, они не становятся оттого ни образованнее, ни благоразумнее». Эта благодушно-презрительная точка зрения императрицы на «свободных каменщиков» помогла беспрепятственному внедрению и развитию масонства в России в течение первых двадцати пяти лет ее царствования, до тех пор пока она под «чудачествами» и «странными одеяниями» не стала прозревать вольномыслия, опасного для самодержавной своей власти: в действиях масонов она увидела резкое проявление новой, только что нарождавшейся общественной силы, и среди масонов – почти всех лиц, которые известны были несочувствием ее правительственной системе и ее личному материалистическому «умоначертанию», а во главе их – своего сына и наследника, великого князя Павла Петровича.

Портрет Павла I из издания Disegni dell'imperial palazzo s. Michele e sue adaicenze eretto in s. Pietroburgo, 1799 г.

Ум великого князя Павла Петровича, религиозный, выспренний, склонный к экзальтациям, был противоположностью холодного, скептического ума его матери. Масонство влекло его к себе не только сущностью своего учения, своей борьбой с материализмом века, но и мистической, таинственной своей обрядностью, своим религиозным характером. Трагическая смерть отца, императора Петра III, отчуждение от матери, печальные обстоятельства первого его брака усилили в Павле религиозное и мрачное настроение духа, а опальное положение цесаревича, его постоянно критическое отношение к системе управления императрицы заставляли всех недовольных ее правлением группироваться около него или прикрываться его именем. Если Екатерина была вольтерьянкой, как почти все ее приверженцы, то сыну ее естественно было стать масоном, ибо масонами были все недовольные его матерью, все его приверженцы. Одна партия пользовалась властью, наслаждалась ее радостями и выгодами, другая – подавленная, приниженная, скорбела о настоящем и мечтала о будущем; уделом одной была жизнерадостная философия эпикурейцев