— «Петля»? — задумалась девочка. — Ты это так называешь? Понятно… А как? Да не знаю. Я просто… умерла! — непроизвольно расширились её глаза. — Погибла во взрыве ракеты.

— Во взрыве? Не от удара о землю? — уточнил я.

— Нет, — мотнула головой она. — Я даже потом прочитала, как это происходит. Ракета ведь, её боевая часть — не «фугасная», то есть, она не просто взрывается. Она взрывается облаком шариков и мелких металлических частей… «шрап… шрапне-лью», кажется. Никогда раньше таким не интересовалась, — передёрнула она плечами. — Эти шарики решетят самолёт, пробивают двигатели, разрывают обшивку… и всех, кто внутри. Мне… кажется, пробило сердце и голову. Борятинская осталась без ног… ну, ещё пока я могла её видеть.

— Хм? — пришло время задумываться уже мне. — Я ничего такого не заметил…

— Ты же Стихийник, — пожала плечами Алина. — Ты даже, когда спал, держал на себе какую-то защиту. От тебя осколки и шарики просто отскакивали, как от горошины от стенки… даже стук похожий был… А ты даже не проснулся… Я всю руку об твоё лицо отбила, пока достучалась.

— Понятно… — хмуро проговорил я. И это было действительно похоже на правду. «Водный покров» у меня выходил с каждым днём всё лучше и лучше.

— А потом… я проснулась дома, в своей кровати, в Москве.

— И что же ты сделала? — заинтересовался я.

— Сперва подумала, что это был просто страшный сон, — вздохнула Алина. — Потом… всё стало происходить в точности, как в этом «сне»… Я знала, кто и что скажет, я знала, что и за чем произойдёт… я предсказывала рынки!!

— Хм, — только и смог хмыкнуть я. Мне-то до такой идеи, как залезть на биржу, пришлось… смерти четыре или пять думать. А тут — сразу! Вот, что значит — дочка банкира! Уважаха девчонке.

— И… я устроила истерику, — со вздохом призналась Алина, крепче прижавшись к моему локтю своим боком и сильнее сжимая мои пальцы своими пальцами, захваченными мной в «замок». — Глупую и безобразную. Кричала, что ни за что не сяду в тот самолёт, что не хочу ни в какой Петроград, что останусь дома… вообще не вылезу из-под одеяла…

— И как? — уточнил я, не столько ради ответа — итак понятно, что ничего не получилось, раз уж она в том самолёте всё равно оказалась, сколько для поддержания разговора, чтобы девочка не замолчала и не замкнулась.

— Ну… папа меня всегда баловал, — чуть порозовела щеками и отвела взгляд чуть в сторону она. — Он никогда не мог противиться моим слезам и просьбам… А уж против такого напора… у него не было шансов. Он позвонил в питерскую школу и сказал, что я приболела. В общем, договорился. В результате…

— В результате?

— Я действительно осталась дома… под одеялом, — зарделась она ещё сильнее и взгляд снова вильнул.

— Помогло? — заинтересовался я.

— Нет, — вздохнула Алина. — До вечера всё было нормально. А сразу после взрыва самолёта в воздухе, я отключилась и проснулась снова в своей кровати. День начался заново…

— День? — удивился я. — Целый день? С утра?

— Нет, — мотнула головой девочка. — Накануне отлёта в Москву я так вымоталась, полночи не спала, да ещё и ты назначил отлёт на такую рань… В общем, когда я оказалась дома и пообедала, то пошла в свою комнату прикорнуть часочек, а то глаза уже вовсе «стеклянные» были… Вот после этого «часика», растянувшегося на все три, я и проснулась… третий раз подряд.

— Значит, ты переносилась ровно к открытию глаз после сна? И «улетала» ровно в момент… моей смерти? — уточнил я, чтобы составить в голове более чёткую картину.

— Примерно, — ответила она.

— И, что ты сделала дальше?

— Попыталась остановить тебя, — вздохнула Алина. — Звонила тебе весь вечер, но ты не брал трубку.

— У меня некуда было положить телефон в парадном костюме, который мне подготовили. И я его с собой не взял, — настало время пожимать плечами мне.

— Если бы… — вздохнула девочка. — Я ведь дозвонилась…

— И? — нахмурился я, ожидая чего-то не очень приятного.

— Ты меня не стал слушать. Вообще. Был, как деревянный… Как будто не живой человек, а робот… Тогда я позвонила в СБ Долгоруких, сначала дежурному, а через него Мамонту. Ко мне тут же приехали и стали мурыжить вопросами… даже Разумника привезли… Меня распотрошили всю. Всё, что можно и нельзя… И про «петлю» вытащили, и про то, как тебя уже убивали, как ты убивал… В общем, после такого я была счастлива, когда внезапно, прямо посреди допроса открыла глаза в своей кровати, под любимым своим одеялом, с любимым медведем в обнимку…

Я ничего не стал говорить. Не стал комментировать или прерывать. Но галочку себе поставил о том, что Мамонт, получив чёткий сигнал, полёт не отменил. Не захотел или не смог? Вот в чём вопрос…

— После этого я поняла — бесполезно пытаться втягивать кого-то ещё. Да и опасно… Это не моя «петля», а твоя. Я в ней, как муха в сахарном сиропе, ничего не могу поменять. Это твоя «петля», она завязана на «тебя», и только ты можешь её разорвать… И тогда я безропотно поехала в аэропорт, села в тот самолёт… Но, как только увидела, что ты начал клевать носом, решила разбудить. Во что бы то ни стало разбудить…

— А ты пыталась меня предупредить до того, как я заснул?

— Пыталась, — хмыкнула она. — Всё равно, что с бревном разговаривать. Вообще никакой реакции: фразы, ответы и действия, как запрограммированные. Ответы не впопад, реакции не в тему. Словно, ты не со мной нынешней разговаривал, а со мной прошлой. Словно, меня нынешней для тебя и не существовало. Словно, ты меня не видел и не слышал… жуткое ощущение, — передёрнула плечами она.

— Круто, — хмуро хмыкнул я. Такого я не ожидал.

— Ещё бы разбудить тебя было простым делом, — вздохнула Алина.

— А что такое? Я обычно чутко сплю…

— Чутко⁈ Да я об твою ро… благородное Княжеское лицо всю руку отбила, разломала вазу… металлическую и вилку погнула, пытаясь в щёку воткнуть… Ноль реакции!! Даже не почесался!

— А