Герти попытался вспомнить. Ну да, он пожарил две рыбы, одну оставил на потом, а другую…

Переливающиеся глубины океана.

Трепещущие узкие тени рыб на безмятежной поверхности песчаного дна.

Качающиеся водоросли.

– Рыба! Рыба!..

Только тут Герти заметил, какая ужасная обстановка царит в его апартаментах. Мебель валялась в полнейшем беспорядке, раскиданная по всей комнате. Портьера была сорвана с окна и, кажется, изрезана. На полу инеем серебрились осколки битой посуды.

– Который… который сейчас… час? – пробормотал Герти.

– Семь пополудни.

– А день? День какой?

– Суббота. Вы, мистра, всю ночь и почти целый день плавали.

– Плавал? – глупо спросил Герти.

Кожа ладоней показалась ему холодной и гладкой, состоящей из множества твердых пластинок, как в его кошмаре. Он стал судорожно рассматривать свои руки, но они, по счастью, были покрыты вполне обычной человеческой кожей, никакого намека на чешую.

Муан нахмурился.

– Не нырнули. Но поплескались изрядно. Что ж вы думаете, целую рыбу съесть… Ее бы на пять человек хватило. А вы ее сами… Я думал, мистра, вы умеете с рыбой обращаться. Сказали, что с детства ее едите. Ох, не к добру я вам ее принес!

– Так это все от рыбы? От одной маленькой рыбы? Господи, мне до сих пор кажется, что от меня несет тиной…

– Водорослями, мистра.

Герти запустил руку в волосы, и на грудь ему шлепнулось несколько бурых и зеленых шнурков. Он чуть не вскрикнул, отшвырнув от себя водоросли, словно ядовитых змей.

– Святая Дева Мария! Так это было и в самом деле? Наяву? Я плыл и… и…

– Не в самом деле. Вам это снилось. А водоросли из японского ресторана, что внизу. Вы были там около полуночи.

Герти приложил ладонь ко лбу, чтоб прийти в себя. Не очень-то помогло.

– Я? Глупость какая. Зачем бы я пошел в японский ресторан? Да еще и ночью?

– Кто знает, что на уме у рыбоеда, мистра? – вздохнул Муан. – Видно, на запах моря пошли. Беспорядок изрядный там устроили, между прочим.

Герти захлопал глазами. Это ощущение было даже приятным, оно напоминало о том, что у него, в отличие от рыб, есть веки.

– Это невозможно. Я был в беспамятстве, и только… Какая-то слабость накатила. Возможно, легкий приступ лихорадки или что-то в этом роде. Может, грипп…

– Разгромили кухню, – неумолимо продолжил Муан, глядя на хозяина. – Опрокинули чаны с водорослями. Пытались забраться в аквариум.

Герти попытался вспомнить, что делал после ужина, и не вспомнил ровным счетом ничего. Все последние сутки оказались заполнены пустотой. Булькающей и непроглядной пустотой.

Герти ощутил ужасную слабость. И страх.

– Муан, зачем ты наговариваешь на меня? Это уж чересчур…

– Можете спросить у хозяина, мистра. Только на вашем месте я бы повременил с этим дня два-три. Он еще немного злится.

– Я разгромил его кухню? – У Герти перед глазами поплыли круги. – Господи Боже мой… Могу представить. Какой стыд. Невероятно.

– Нет, злится он не из-за кухни. Вы там почудить немного успели.

– Сильно? – спросил Герти, сгорая от стыда.

– Прилично, – ответил невозмутимый Муан. – Плавали по полу. Получалось у вас не очень-то. И еще повезло, что было мало посетителей. Пытались клевать мух. Тоже неудачно. Когда хозяин стал угрожать вам полицией, обозвали его сухопутным ослом, недостойным настоящей жизни.

Щеки Герти пылали.

– Какая гадость!

– По счастью, до греха не дошло. Я на шум поспел. Забрал у вас эту штуку. А то уж вид у вас больно нехороший был, могли чего дурного сотворить.

На серванте, блестя никелированными боками, лежал короткоствольный револьвер. Револьвер был знаком Герти: его он собственноручно приобрел в оружейной лавке двумя днями ранее. Непривычно увесистый, пахнущий ружейным маслом, он казался вещью основательной и надежной, одной из тех основательных и надежных вещей, на которых держится мир. Револьвер этот предназначался для мистера Стиверса, на случай если тот окажется не достаточно рассудителен и понятлив. Но угрожать им хозяину ресторана?.. Ему бы никогда такое и в голову не пришло.

Что-то страшное произошло прошлой ночью. Какая-то чужая сущность поселилась в его теле, чужая, отвратительная, порочная. Завладела его телом, пока разум трепыхался в водах неизвестного океана, и распоряжалась им, как вздумается. Герти застонал. Мысль об этом была стократ неприятнее самого мучительного похмелья.

– Бывает и хуже, – ободряюще заметил Муан, наблюдая за его смущением. – Один мой приятель, съев больше, чем рассчитывал, вообразил себя идущей на нерест рыбой. Целый день метал икру. Видели бы вы, на что это потом было похоже…

– Замолчи! – взвыл Герти, сдерживаясь, чтоб не прикусить зубами ладонь. – Что за дрянь ты мне принес? Чем ты меня отравил, негодяй?

Муан уставился на него с плохо скрываемым удивлением.

– Рыба, мистра. Вы сами хотели рыбы.

– Но что за рыбу ты мне принес, мерзавец? Она была ядовита? Какие-то природные алкалоиды? Или какой-то подлец намеренно нашпиговал ее дурманом?

– Рыба как рыба… Какую нашел.

Герти бросил взгляд на блюдо, где вчера оставил лежать последнюю корюшку. Блюдо было пусто, и Герти выдохнул с облегчением.

– Выкинул я ее, – сказал Муан, перехвативший его взгляд. – Вдруг «бобби» еще сунулись бы на запах. Они жареную рыбу за квартал чуют. А вы и так наплавались, как я погляжу. Дать еще воды? Многих после такого дела на воду тянет…

– Не нужна мне вода. И галлюцинации мне не нужны! Я просто хотел поесть рыбы. Самой обычной рыбы!

– Так ведь ее для того и едят. Чтоб плавать.

«Я в сумасшедшем доме, – подумал Герти, прислушиваясь ко внутренним ощущениям. – Да, теперь все ясно. Не было никакого корабля, и Нового Бангора тоже не было. Просто у меня помутился рассудок. Говорят, так бывает даже в молодости. Наследственное. Ну конечно. Я лежу в Бедламе[92], и все это мне мерещится. Очевидно».

Мысль эта была хороша тем, что решительно все объясняла. Но свыкнуться с нею было тяжело. По крайней мере, возвышавшийся над ним Муан, участливо глядящий сверху вниз, нимало не был похож на галлюцинацию. Или же это была самая нелепая галлюцинация в мире. Герти на всякий случай пощупал свой лоб. Лоб был холодный и мокрый.

Возможно, это не его сумасшествие, а чье-то другое. Например, массовое помешательство жителей острова. Что вовсе не исключено. Говорят, в тех районах, где распространено фабричное производство, вода делается губительной для человека из-за свинца, олова и прочей дряни. Может, нечто подобное произошло и тут, в Новом Бангоре? Массовое отравление…

Нет, не пойдет. Надо начинать сначала. И двигаться обстоятельно и неспешно, как тралящие акваторию сети.

– Давай уточним пару вещей, Муан, – сказал Герти медленно, потирая до сих