Этот человек — безумец (forcené). Я видел его; я упрекнул его, со всей силой, которую давала мне честность, в чудовищности его поведения. Он вложил в свою защиту гневную страсть, которая поразила меня… Этот человек встает между мной и моей работой и тревожит мой разум; как будто рядом со мной находится один из проклятых… О, что это за зрелище — злой и свирепый человек! Пусть я никогда больше не увижу его; он заставит меня поверить в чертей и ад».41

Руссо получил ответ от госпожи д'Эпинэ 10 декабря. Очевидно, Гримм рассказал ей о комментариях Руссо по поводу его «рабства» в Эрмитаже, так как она писала с необычной горечью:

После того как в течение нескольких лет вы оказывали вам все возможные знаки дружбы, теперь я могу только пожалеть вас. Вы очень несчастны.

Поскольку вы твердо решили покинуть Эрмитаж и убеждены, что вам следует это сделать, я удивлен, что ваши друзья убедили вас остаться там. Со своей стороны я никогда не советуюсь со своими по поводу своего долга, и мне нечего больше сказать вам по поводу вашего.42

15 декабря, несмотря на приближение зимы, Руссо покинул Эрмитаж вместе с Терезой и всем их имуществом. Ее мать он отправил жить в Париж вместе с другими дочерьми, но обещал участвовать в ее содержании. Он переехал в коттедж в Монморанси, арендованный агентом Луи-Франсуа де Бурбона, принца де Конти. Там, отвернувшись от своих прежних друзей, он за пять лет создал три самые влиятельные книги века.

IV. РАЗРЫВ С ФИЛОСОФАМИ

Его новый дом находился в месте, которое он называл «садом Мон-Луи»: «одинокая комната», перед которой был газон, а в конце сада — старая башня с «альковом, совершенно открытым для воздуха». Когда приходили гости, ему приходилось принимать их «посреди моих грязных тарелок и разбитых горшков», и он дрожал от страха, что «пол, прогнивший и разваливающийся», рухнет под его гостями. Его не беспокоила бедность; он достаточно зарабатывал, переписывая музыку; он радовался тому, что является грамотным ремесленником,43 и больше не является содержанцем богатой женщины. Когда любезные соседи присылали ему подарки, он обижался; он считал, что получать больше, чем дарить, — это унижение. Принц де Конти дважды присылал ему поросят; он сказал графине де Буфлер, что третий подарок будет возвращен.

Вскользь отметим, как много аристократов помогали бунтарям Просвещения, не столько соглашаясь с их взглядами, сколько проявляя щедрое сочувствие к нуждающимся гениям. В дворянстве Старого режима было много элементов благородства. И Руссо, осуждавший аристократию, особенно с ней сдружился. Иногда гордый ремесленник забывал о себе и хвастался своими титулованными друзьями. Говоря о своем газоне, он писал:

Эта терраса была моей гостиной, где я принимал господина и госпожу де Люксембург, герцога де Виллероя, принца де Тингри, маркиза д'Арментьера, герцогиню де Монморанси, герцогиню де Буфлер,* графиня де Валентинуа, графиня де Буффлерс и другие лица того же ранга, которые… соизволили совершить паломничество на Мон-Луи.44

Недалеко от коттеджа Руссо находился дом маршала и маршалки де Люксембург. Вскоре после его приезда они пригласили его на ужин; он отказался. Летом 1758 года они повторили приглашение; он снова отказался. На Пасху 1759 года они пришли с полудюжиной титулованных друзей, чтобы набить ему бороду в его уединении. Он был напуган; Марешаль, будучи герцогиней де Буфлер, заслужила репутацию очаровательницы слишком многих мужчин. Но она пережила свои грехи и превратилась в женщину, обладающую скорее материнским, чем сексуальным обаянием; вскоре она растопила его застенчивость и вызвала его на оживленный разговор. Гости удивлялись, почему человек с такими достоинствами живет в такой бедности. Марешаль предложил Руссо и Терезе переехать к нему, пока не будет отремонтирован коттедж; Жан-Жак все еще сопротивлялся; в конце концов его и Терезу уговорили на время занять «Маленький замок» в Люксембургском поместье. Они переехали в него в мае 1759 года. Иногда Руссо навещал Люксембургов в их роскошном доме; там его легко уговорили прочитать им и их гостям некоторые части романа, который он заканчивал. Через несколько недель он и Тереза вернулись в свой собственный коттедж, но он продолжал навещать Люксембургов, и они оставались верны ему при всех перепадах его настроения. Гримм жаловался, что Руссо «покинул своих старых друзей и заменил нас людьми самого высокого ранга».45 Но именно Гримм отверг Руссо. В письме к Малешербе от 28 января 1762 года Жан-Жак ответил тем, кто обвинял его в том, что он одновременно осуждает и обхаживает дворянство:

Сэр, я испытываю острую неприязнь к социальным классам, которые доминируют над другими…Мне нетрудно признаться в этом вам, отпрыску прославленного рода….. Я ненавижу великих, я ненавижу их положение, их суровость, их предрассудки… их пороки….. В таком настроении я отправился, как заведенный, в замок [Люксембургов] в Монморанси. Тогда я увидел хозяев; они любили меня, а я, сударь, любил их и буду любить, пока жив….. Я бы отдал им, не скажу, что жизнь, ибо этот дар был бы слабым;…но я отдам им единственную славу, которая когда-либо касалась моего сердца, — честь, которую я жду от потомства и которую оно мне непременно воздаст, ибо это мне причитается, а потомство всегда справедливо».

Одну бывшую подругу он надеялся сохранить — госпожу д'Удето; но Сен-Ламбер упрекнул ее за сплетни, в которых Париж связывал ее имя с именем Руссо, и она велела Руссо воздержаться от писем к ней. Он вспомнил, что признался в своей страсти к ней Дидро; теперь он пришел к выводу, что именно Дидро болтал об этом в салонах, и «я решил порвать с ним навсегда».46

Он выбрал самый неудачный момент и средство. 27 июля 1758 года Гель-ветий опубликовал в «De l'Esprit» мощную атаку на католическое духовенство. Последовавший за этим фурор привел к росту требований о подавлении «Энциклопедии» (тогда она состояла из семи томов) и всех произведений, критикующих церковь или государство. В VII томе была опубликована опрометчивая статья д'Алембера о Женеве, в которой он восхвалял кальвинистское духовенство за его тайное унитарианство и умолял женевские власти разрешить создание театра. В