сотрудников является акционером, считался тайной. Каждый год по офису разносили белые конверты с информацией о том, как изменилась стоимость их акций. Более любопытные трейдеры суетились вокруг, пытаясь понять, кто получил конверт, а кто нет.

Один бывший сотрудник Glencore, случайно упомянувший о своем распределении акций в разговоре с коллегой, вспоминает, как его вызвали в кабинет Эберхарда Кнохеля, многолетнего бухгалтера и хранителя секретов компании. Кнохель отчитал его за неосмотрительность, сказав: "В Glencore есть одна вещь, о которой не принято говорить, - это ваши акции".

Даже ближайшие лейтенанты Глазенберга, дюжина влиятельных руководителей отдельных сырьевых подразделений, были в неведении относительно размера пакета акций всех, кроме них самих и трейдеров, работающих непосредственно на них. Единственными тремя людьми в компании, знавшими о доле каждого, были бухгалтер компании, Глазенберг и Вилли Стротхотте, который к этому времени стал председателем совета директоров Glencore.

Вот почему в день, когда должен был быть опубликован проспект эмиссии, в шесть утра парковка была переполнена. В этот день трейдеры должны были узнать, кто из их коллег является крупнейшим акционером крупнейшей в мире компании , торгующей сырьевыми товарами. Они узнают об этом ровно в то же время, что и весь остальной мир.

Масштаб богатства, о котором рассказывалось в проспекте эмиссии, потряс бы даже некоторых старожилов Glencore. Иван Глазенберг, генеральный директор, владел 18,1 % акций компании, что обеспечило ему состояние в 9,3 миллиарда долларов на день выхода на IPO и сделало его одним из 100 богатейших людей планеты.

Но он был далеко не одинок - IPO принесет не менее семи миллиардеров. Даниэль Мате и Телис Мистакидис, аналитический испанец и гиперактивный грек, возглавлявшие совместно медь, свинец и цинк, имели пакеты акций стоимостью 3,5 миллиарда долларов каждый. Тор Петерсон, нецензурный американский глава угольного подразделения, стоил 3,1 миллиарда долларов, а Алекс Бирд, самоуверенный британец, руководивший нефтяным подразделением, - 2,7 миллиарда долларов. В клуб миллиардеров также вошли Крис Махони, глава сельского хозяйства, и Гэри Фегель, глава алюминиевой промышленности.

Тринадцать крупнейших сотрудников-партнеров, владевших 56,6% акций Glencore непосредственно перед IPO, в совокупности стоили 29 миллиардов долларов. Под ними находились десятки людей, чьи доли в компании стоили десятки или сотни миллионов.

IPO Glencore ознаменовало собой кристаллизацию богатств сырьевого бума. В некотором смысле это была вершина подъема сырьевых трейдеров из относительной безвестности: десятилетие потрясающего роста Китая сделало Glencore и ее конкурентов незаменимыми винтиками нового экономического порядка в мире, а трейдеров Glencore - одними из самых богатых людей на земле.

Оно вывело на всеобщее обозрение тот уголок мировой экономики, который до сих пор оставался в тени. До IPO Glencore компании, торгующие сырьевыми товарами, были практически анонимны. Они поставляли сырье, необходимое для современной жизни: энергию, металлы и продукты питания. Среди 7 миллиардов жителей Земли, наверное, найдется немного людей, которые в какой-то момент не воспользовались бы их услугами; но лишь очень немногие знали их названия. Когда Glencore опубликовала проспект эмиссии, Глазенберг словно щелкнул выключателем и осветил целую отрасль. Возможно, непреднамеренно, Glencore, которая на протяжении десятилетий упорно старалась оставаться за кулисами, пригласила общественность к тщательному изучению не только себя, но и всего мира торговли сырьевыми товарами.

Это было изменение, которое имело судьбоносные последствия для сырьевых трейдеров. Теперь все - от журналистов до активистов, от руководителей горнодобывающих компаний до регулирующих органов - могли наблюдать за деятельностью сырьевых трейдеров, а ежегодные результаты Glencore напоминали об их масштабах и прибыльности. Знали ли Глазенберг и его трейдеры об этом или нет, но IPO Glencore ознаменовало бы поворотный момент. Трейдеры больше не смогут оставаться незамеченными, используя свою огромную финансовую власть и влияние по всему миру.

IPO также стало признанием изменения формы отрасли. Бум принес сырьевым трейдерам огромную прибыль, но за ним скрывалась долгосрочная тенденция, которая делала их бизнес все более сложным. Информация становилась все быстрее, дешевле и доступнее, подрывая то преимущество, которое в предыдущие десятилетия позволяло трейдерам обходить остальных участников рынка. В условиях все более прозрачного мира менее щепетильным сырьевым трейдерам становилось все труднее зарабатывать деньги с помощью коррупции или взяточничества. А шахтеры и нефтяные компании, которые были их основными поставщиками, прошли через фазу консолидации, в результате чего осталось несколько крупных игроков, которым трейдеры практически не нужны, чтобы помогать им с логистикой.

Старомодная бизнес-модель сырьевого трейдера, покупающего в одном месте и продающего в другом с прибылью, становилась практически нежизнеспособной. Трейдеры могли бы вывести свои деньги из компаний и разойтись по домам, но это было не в их стиле. Вместо этого большинство сырьевых трейдеров пошли по пути, проложенному Glencore и Cargill: они инвестировали в активы, используя прибыль для создания собственных цепочек поставок, включая шахты, нефтяные танкеры, склады, мукомольные заводы и многое другое.

Этот подход Глазенберг отстаивал с 1990-х годов, когда начал накапливать угольные шахты. Он утверждал, что будет все меньше и меньше возможностей для трейдеров, не владеющих такими активами, как шахты. Идеальный пример: у нас нет активов в алюминии и железной руде", - говорит Глазенберг, называя два товара, которые стали второстепенными в торговой машине Glencore. Вы не будете делать бонзы, вы будете работать в большом объеме, с небольшой маржой, и заработаете приличные деньги, но ничего впечатляющего".

По мере того как его примеру следовали другие, торговые дома становились не просто посредниками, покупающими и продающими нефть, металлы и зерно по всему миру, а маленькими империями, создающими инфраструктуру, критически важную для мировой торговли, в основном на развивающихся рынках. В 2011 году компания Vitol инвестировала в сеть автозаправочных станций в Африке, что сделало ее вторым по величине розничным продавцом на всем континенте, не считая ЮАР. 6 В том же году Cargill купила одного из крупнейших в мире производителей кормов для животных с перерабатывающими заводами от Вьетнама до России. Семья Теодора Вайсера, человека, который в 1950-х годах обменял советскую нефть на "Мабанафт", стала владельцем одной из крупнейших в мире сетей нефтехранилищ.

Когда несколько лет спустя, в 2015 году, стремительно растущая добыча нефти из сланцевых пород впервые за сорок лет превратила США в значимого экспортера сырой нефти, сырьевые трейдеры были первыми в очереди не только на покупку нефти, но и на строительство инфраструктуры, необходимой для соединения американских месторождений с остальным миром. Например, Trafigura потратила 1 миллиард долларов на строительство терминала в Техасе, способного принимать крупные танкеры. 8 Mercuria также инвестировала в американский порт, который компания использовала для доставки нефти на мировой рынок из таких отдаленных районов, как Северная Дакота.

Инвестирование