– Пока, Кристя. – Ася еще раз поцеловала ее и заспешила вниз по лестнице.

Она попрощалась с тетей Катей и вышла во двор ДК. До встречи с Сергеем и Степкой оставалось полчаса.

Тащиться на метро было лень, да и не успеть. Ася дошла до шоссе и остановила синие «Жигули» пятой модели.

– К «Детскому миру»? – переспросил шофер, паренек со смешным чубчиком на бритой голове. – И сколько дадите?

– Сколько скажете. – Ася решила не торговаться. Сегодня она в предпоследний раз проедет по Москве, а скоро будет кататься исключительно по марсельским улицам.

– Триста. – Парень поглядел на нее внимательно и нагло.

– Хорошо.

– Садитесь.

Ася устроилась рядом с ним, на переднем сиденье. Машина понеслась вперед. Из магнитолы доносилась негромкая музыка.

Асе стало уютно и спокойно. Все позади, все закончилось. Сейчас она приедет в магазин, они с Сергеем выберут Степке самую классную форму, потом сходят с ним в «Макдоналдс». А завтра вечером поезд помчит их далеко на запад, и за окном купе будут мелькать ночные огни неизвестных городов. Мечта.

Ася тихонько улыбнулась своим мыслям. Водитель покосился на нее, но ничего не сказал. Переключил передачу, глянул через лобовое стекло и недовольно покачал головой.

– Снова пробка, чтоб ее. Вы спешите или как?

– Спешу, – проговорила Ася.

– Тогда я заверну направо. Проедем дворами, так быстрее будет. Иначе через полчаса на окружную не выберемся.

– Делайте как считаете нужным.

Парень крутанул руль. «Жигули» свернули в переулок, проехали мимо домов и снова выбрались на магистраль. Далеко впереди показалась вокзальная стена.

Автомобиль на приличной скорости приближался к ней.

– Тут всегда путь свободный, – похвастался парень, – светофоров нет, и трасса широкая. Домчим с ветерком.

Ася, не отрываясь, смотрела в окно. Шоссе завернуло, теперь стена тянулась слева от него, мрачно-серая, исписанная вдоль и поперек разноцветными каракулями.

Ася от нечего делать, попыталась разобрать надписи и вдруг судорожно вжалась в мягкую спинку сиденья. Через всю стену огромными метровыми буквами было выведено: «Малыш, я люблю тебя больше жизни, я не могу без тебя!»

В следующую секунду Ася схватила парня за рукав.

– Стой!

Машина резко вильнула вправо. Позади громко засигналили.

– Да вы что творите?! – Лицо парня исказилось от ярости, он с трудом вывернул руль и вцепился в него трясущимися руками. – Сумасшедшая, блин, да? В морг захотелось?

– Остановите, – сквозь зубы проговорила Ася, – я заплачу, сколько захотите.

– Идите вы со своим «заплачу»! – Водитель выругался и со всего маха ударил по тормозам. «Жигули» встали у бровки. – Гуляйте на все четыре стороны, – он толкнул дверцу.

Ася выскочила на тротуар. Автомобиль громко газанул и умчался.

Она стояла и смотрела на надпись на стене.

Такое мог изобразить только Лешка. Он всегда называл ее «Малыш». И краска хорошо знакомая Асе, ярко-синяя – когда-то давно, еще осенью, они вместе подкрашивали ею балкон у него в квартире.

Она вдруг почувствовала ужас, такой сильный, что по спине ледяными струйками потек пот.

Что может означать это дурацкое «люблю больше жизни»? Кажется, только одно: у Алексея окончательно съехала крыша. Кристина сказала о ее отъезде, он понял, что они больше не увидятся, и решил…

Догадка была такой пронзительной и страшной, что Ася невольно зажмурилась. Затем лихорадочно вытащила мобильник, пробежала пальцами по кнопкам, напряженно прислушалась. Телефон не соединял. Она повторила вызов еще и еще, чувствуя, как ее начинает трясти.

Господи, да что же это такое!

Ася нажала на отбой, стала набирать номер Сергея, но не закончила. Выключила сотовый, дрожащими руками сунула его на место.

Потом. Все потом. Не сейчас. Надо спешить, нестись сломя голову, если она еще не опоздала.

Ася перебежала дорогу, едва не угодив под колеса какой-то иномарки, и кинулась вглубь квартала. В голове навязчиво вертелась одна-единственная мысль: из всех, кто ее окружал и знал про Алексея, правы оказались лишь двое – Валентина Антоновна и Диана. Пожилая женщина и девчонка своей интуицией переплюнули маститого психотерапевта со всей его теорией равновесия и гармонии.

Они как в воду глядели: никуда она не уедет, останется навсегда в тесной и грязной хрущевке, перевезет туда Степку, будет плакать и мучиться – это ее крест, никуда ей от него не деться. Лишь бы успеть, добежать вовремя, пока еще не случилось непоправимое.

41

Он никогда не думал, что умереть – это так сложно.

На войне видел смерть сотни раз, лицом к лицу, научился жить в постоянном ожидании, почти привык не думать о ней, хорошо знал, как ее перехитрить.

Но впервые смерть была его союзницей, избавительницей, почти что другом. И вдруг оказалось, что она не желает приходить по чужому приказанию, смеется, оскаливая клыкастую пасть, увиливает, выскальзывает из пальцев, точно призрак…

Алексей лежал в кухне на полу и слушал, как смерть со змеиным шипением струится из плиты. Все конфорки были включены, он дышал приторным, сладковатым запахом газа… и не умирал. Сознание оставалось ясным, как стеклышко, только руки и ноги налились свинцовой тяжестью.

Сколько еще нужно так лежать – пять минут, десять, а может, час? Время потеряло счет, застыло на каком-то отрезке, перестало двигаться.

Алексей хотел закрыть глаза, и в этот момент к горлу вдруг подкатила удушливая тошнота.

Его выворачивало наизнанку, тело сводили судороги, изо рта текла кровь. Но он все равно не умирал…

Внезапно в дверь позвонили – раз, затем другой, третий. Как же они все его достали, подохнуть спокойно и то не дадут! Наверняка это соседи: почувствовали запах газа и теперь не уйдут, пока им не откроют.

Трезвон действительно не прекращался, к нему присоединился громкий стук. Алексей подполз к плите, подтянулся на руках, одну за другой завернул конфорки. Шипение прекратилось.

Он попытался подняться, но сил не было. Его снова вырвало, глаза резало от нестерпимой боли. Наконец, ему удалось встать на ноги, цепляясь за кухонный столик.

Он стоял и качался, словно былинка, слушая, как дверь сотрясается от громовых ударов. Потом нащупал позади себя табурет, ухватил его за ножку и со всего маху долбанул им по окну. Стекло со звоном раскололось на куски. В кухню рванул свежий апрельский воздух, прогоняя удушливый запах смерти.

Алексей чувствовал, как наполняются им легкие, стихает мучительный спазм в желудке и горле. Его охватила бешеная ярость на самого себя за то, что он остался жив, вдыхает полной грудью спасительный кислород, а какой-то стук в дверь помешал ему