в заточении1. Около того же времени в Константинополе умер Пимен, вызванный на суд к Патриарху, а в Москве скончался великий князь Димитрий Иоаннович Донской. Преемник его поспешил призвать на кафедру Московскую святителя Киприана.

Так окончилась «церковная смута», продолжавшаяся почти 13 лет (с 1376 до 1389 года). Святитель Киприан на пути в Русскую землю, где предоставлялась ему власть первосвятительская как в Московских, так и в Литовских странах2, посетил свое отечество – Сербию, опустошенную турками, которые в битве Косовской положили конец некогда сильной и знаменитой державе Сербской.

Много важных дел ожидало иерарха, возвращавшегося в знакомую ему Русь. Папизм, проникавший с запада, грозил подавить Православие и распространить влияние римских бискупов на православные епархии юга. В Новгороде образовалось своевольное покушение отделиться от суда митрополичьего3. В Твери вражда между князем и епископом требовала соборного рассмотрения4. Но, с другой стороны, было немало и таких явлений, которые могли порадовать благочестивого пастыря: в стране Пермской воссиял свет Евангелия, а подвигами духовных птенцов гнезда Сергиева распространялись на севере России обители иноческие.

В марте 1390 года блаженный Киприан прибыл в Москву. Сам великий князь с матерью, блаженною княгинею Евдокиею, встретил его за городом. Блаженный святитель прежде всего занялся делами митрополии, которые находились в крайнем беспорядке.

Между тем юный великий князь вступил в брак с княжною Софиею, дочерью Витовта5. Василий надеялся приобрести в тесте сильного сподвижника против Ягайла или посредника для мира с Литвою. Спустя несколько месяцев после свадьбы Василий отправился к хану Тохтамышу, который принял его с особенною ласкою, не как данника, а как друга и союзника, утвердил великое княжение наследственным в роде владетелей Московских, отдал Василию всю область Суздальскую, Нижегородскую, Мещерскую и несколько мелких уделов6.

Такая благосклонность дикого властителя, еще недавно разорившего Москву, объясняется обстоятельствами времени: Тохтамыш начал гибельную ля себя войну с грозным Тамерланом и боялся, чтобы князья русские не пристали к этому страшному завоевателю, который шел против него от моря Аральского к берегам Волги и Яика (Урала).

Вскоре последовали важные события в татарской Орде и навели ужас на всю Русскую землю. Тамерлан, разбив Тохтамыша, устремился вслед за ним к северу, перешел Волгу и степи, взял Елец и стал на берегу Дона с 400 000 монголов. Ожидали такого же всеобщего разрушения, какое было при нашествии Батыя. В это страшное время великий князь явил себя достойным сыном Димитрия Донского: он не упал духом, велел немедленно собираться войску и сам принял начальство. Многие из воевод Димитрия уже лежали в земле; другие, послужив отцу, хотели служить и сыну; поседелые на бранях старцы-витязи сели на коней и явились перед полками в доспехах, обагренных кровью татарскою на Куликовом поле. Войско вышло охотно и бодро тем же путем, которым шел Донской против Мамая. Поручив Москву храброму дяде своему Владимиру Андреевичу, великий князь стал с ратью за Коломною на берегу реки Оки, готовый встретить неприятеля.

Между тем в Москве все церкви были отворены с утра до глубокой ночи; весь народ молился с горькими слезами. Тогда блаженный Киприан отправил по желанию великого князя духовенство во Владимир за чудотворною иконою Богоматери, которая была принесена из Вышгорода Андреем Боголюбским и, находясь с того времени в соборном Владимирском храме, носила название Владимирской. Умилительно было шествие святой иконы из прежней в новую столицу. Жители Владимира провожали святыню с горестию; московитяне приняли ее с восторгом как залог мира и благоденствия. Когда священное шествие приблизилось к Москве, митрополит с духовенством и со всеми жителями столицы вышел за город на Кучково поле для сретения грядущей Заступницы рода христианского. Все пали ниц пред иконою; не было ни одного человека, который бы не плакал и не молился из глубины души. Все взывали единодушно: «Матерь Божия! Спаси землю Русскую!» И молитва сокрушенных сердец была услышана. В тот самый день, когда Москва встретила икону Богоматери, Тамерлан оставил берега Дона и пошел назад в свои степи. Не одна Москва – вся Русь спаслась защитою Царицы Небесной. «Не наши воеводы прогнали врага, – говорили современники, – не наши рати устрашили его; у него были войска неисчислимые. Сила невидимая послала на него страх, и он бежал, Богом гонимый». Великий князь, по совету с митрополитом, положил построить на месте сретения чудотворной иконы монастырь, сохраняющий доныне имя Сретенского, и установил праздновать 26 августа день избавления Русской земли от ужаснейшего из всех завоевателей7.

Нужды юго-запада, где Православие подвергалось угнетениям латинства, часто требовали присутствия первосвятителя. Блаженный Киприан неоднократно предпринимал путешествия в Смоленск, Киев, Луцк и другие юго-западные епархии. Он имел свидание с Витовтом, который на съезде князей в Смоленске дал слово святителю не теснить православной веры. Сам фанатик Ягайло принял Киприана с уважением.

Устраивая дела Церкви в странах, подвластных государям иноверным, блаженный Киприан в то же время заботился об ограждении прав Церкви со стороны гражданской власти. В несчастное время тяжкого порабощения первосвятители Русские получали ярлыки от ханов. Теперь, когда великий князь один только имел сношения с Ордою и все внутренние дела начали зависеть исключительно от его власти, митрополиту надлежало иметь подтверждение прав своих от государя Московского. В 1402 году великий князь Василий Дмитриевич дал митрополиту Киприану грамоту, подтверждающую уставы Владимира и Ярослава о судах церковных и права владения имениями, принадлежащими митрополичьей кафедре8.

После тяжких трудов и тревог жизни блаженный Киприан искал уединения в любимом своем селе Голенищеве, близ Москвы, окруженном тенистыми рощами. Там он занимался учеными трудами, «перелагая многие святые книги с греческого языка на русский»9, написал многие жития святых10 и духовное завещание, наполненное благочестивыми мыслями. Приведем из него небольшой отрывок.

«Род людей земнородных! Оплачем общую нашу долю. Как унизилось высокое создание Божие, образ и подобие Творца! Лежит без дыхания, полно червей нечистых, испускает смрад гнусный. Как пропала мудрость, замолкло слово, распалось двойственное естество!.. Земля – состав наш, земля – покров, хотя земля же и восстанет. Нагим младенцем вышел я для плача, нагим и отхожу. К чему же труды? К чему заботы, когда знаем такой конец свой? Выходим из тьмы в свет и отходим из света в тьму. С плачем выходим из чрева матерного в этот мир, с плачем и отходим из мира печального во гроб. И начало и конец – слезы. Что же в середине? Сон, мечты, тени – таковы блага жизни! Жизнь исчезает, как цвет, как прах, как тень».

Еще в начале своего святительского служения блаженный