ему он тоже звонит, – говорит она. – Он очень старается погрузиться в вашу жизнь, Бэйлор. Гэвин прикладывает кучу усилий, пока ты там ковыряешься в заднице и размышляешь, достоин ли он тебя.

– Фу! – выдыхаю я.

– Я просто хочу сказать, что если ты не поторопишься и не пойдешь ему навстречу – и когда я говорю навстречу, я имею в виду в его постель, – то он просто сбежит. Не от Мэддокса, нет – он его просто обожает, но ради бога, Бэйлор, сделай уже хоть что-нибудь. Избавь человека от мучений. Разве он еще не настрадался? Да и ты тоже?

Я провожу остаток дня, думая об этом телефонном разговоре и разглядывая сегодняшнюю доставку. Это букет, но не из цветов. Это букет из дисков. Дисков со всеми фильмами, которые мы смотрели вместе для нашего курса по киноведению. Букет дополняют мои любимые конфеты. И, конечно, записка.

Бэйлор,

Многие из моих самых лучших воспоминаний связаны с нашими киновечерами. С нетерпением жду сегодняшнего вечера.

Гэвин

Мэддокс так поглощен фильмом, что совершенно не замечает происходящего вокруг. Он сидит между мной и Гэвином на диване и держит перед собой огромную миску с попкорном, а его глаза прикованы к экрану телевизора.

Каждый раз, когда я протягиваю руку за попкорном, Гэвин делает то же самое, дотрагиваясь до меня рукой, посылая электрические сигналы от кончиков моих пальцев по всему остальному телу. Вторую руку он положил на спинку дивана у Мэддокса за спиной и пальцами играет с прядью моих волос так, что волосы щекочут мне шею, вызывая трепет вдоль всего позвоночника.

Я кладу ноги на журнальный столик перед собой – и он тоже вытягивает ноги и проводит ногой по моей щиколотке, прежде чем опустить ее на столик рядом с моими ногами. Не считая вчерашнего поцелуя в щеку, это единственные его намеренные прикосновения ко мне за целый месяц. От каждого его мельчайшего движения мое тело гудит. От каждого почти незаметного жеста все внутри меня содрогается от желания.

Я слежу за каждым движением Гэвина. За его участившимся дыханием. За его горящим взглядом. Наконец я поворачиваюсь к нему и наши глаза встречаются. Его взгляд говорит мне то, что он не может сказать словами, пока между нами сидит наш сын. Я не хотела этого, но глаза предают меня и выдают, как сильно я его хочу. Мы смотрим друг на друга, раскрывая все свои секреты, забыв обо всем остальном.

Гэвин прерывает наш транс, с невозмутимым видом берет подушку и кладет себе на колени, а я пытаюсь удержаться от смеха.

Я с нетерпением жду конца фильма. Он победил. Я больше не могу сопротивляться. Я хочу его. Страсть к нему поглотила каждую клеточку моего тела.

Как только на экране появляются титры, Гэвин поднимает сонного Мэддокса и относит в его комнату. Через минуту он делает то же самое со мной – несет меня в мою спальню. Он запирает за нами дверь и кладет меня на постель.

– Я умру прямо сейчас, если ты не позволишь мне заняться с тобой любовью, – говорит Гэвин тихо и хрипло, обжигая меня мощной волной жара.

Я притягиваю его к себе, и его губы осыпают меня лавиной необузданных поцелуев.

Не знаю, сказался ли тот месяц, в течение которого мы не прикасались друг к другу, или те годы, которые мы провели порознь, но сегодня в нас столько чувства и страсти, что я почти плачу, когда он языком доводит меня до первого оргазма. Во второй раз мне приходится заглушать крики подушкой. А в третий раз, когда он во мне и наши оргазмы идеально синхронизировались, мы смотрим друг на друга и делаем признания одними глазами. Затем Гэвин произносит свое вслух и изливается в меня.

– Боже, Бэйлор, как я тебя люблю. Я так тебя люблю, – говорит он, затаив дыхание у меня на плече.

Слезы текут у меня из глаз от его слов.

Слезы текут у меня из глаз оттого, что я не могу сказать в ответ того же.

Он скатывается с меня, и мы несколько минут лежим неподвижно, восстанавливая дыхание. Наконец мы снова можем говорить.

– Расскажи мне о них, – ни с того ни с сего просит он, снимая и выбрасывая презерватив.

– О ком? – спрашиваю я.

– О тех «немногих», которые у тебя были.

Я вопросительно приподнимаю брови.

– Ты правда хочешь, чтобы я рассказывала о других мужчинах, когда мы лежим вместе в постели?

– Да.

Гэвин садится, прислоняется спиной к изголовью кровати, сажает меня перед собой и обхватывает своими сильными руками.

– Раз сейчас я единственный, кто бывает в твоей постели, я хочу услышать о тех, кого тут нет.

Я кладу голову ему на плечо и собираюсь с мыслями.

– Первым был Дэвид, – говорю я. – Мэддоксу было два года. Он только начал ходить в детский сад, и Дэвид был отцом-одиночкой, с которым мы познакомились в месте встречи для родителей.

– У вас было место, где вы встречались с другими одинокими родителями? – спрашивает он в изумлении.

Я смеюсь, прижимаясь к нему.

– Нет, дурачок. После занятий мы сидели в своих машинах и ждали, когда дети выйдут. Иногда, когда они задерживались, мы выходили из машин и разговаривали.

– Понятно, – говорит он. – Да, это гораздо логичнее. И что с ним случилось?

– Мы встречались пару месяцев. Потом просто отдалились друг от друга, мне кажется. Он хотел большего. А я нет. Кажется, через пару лет он в итоге женился на одной из других мамочек из того же детского сада.

Он отводит мои волосы в сторону и целует сзади в шею.

– Кто был следующим?

– Тони, – говорю я. – Он был другом Криса. Крис устроил нам свидание вслепую примерно три года назад. Тони был вольным человеком, и мы скорее были друзьями с привилегиями, чем девушкой и парнем.

– Друг Криса, значит? – спрашивает он. – Вы еще общаетесь?

Я посмеиваюсь над его ревностью.

– Нет, он нашел работу в Вирджинии, кажется, а я с ним не поехала, так что все закончилось.

– М‐м‐м, – мычит он.

Я почти слышу, как у него в голове крутятся шестеренки – так усердно он меня анализирует.

– А потом был Роджер.

Я качаю головой, вспоминая свои самые серьезные отношения.

Гэвин властно сжимает меня еще крепче.

– Роджер?

– Это было больше двух лет назад, – рассказываю я. – Роджер работает в моем издательстве. Мы познакомились, когда он приехал