Шрифт:
Закладка:
Фердинанд Блох-Бауэр, супруг Адели, крупный австрийский сахарозаводчик и банкир, коллекционер и меценат, заказал Климту портреты своей красавицы-жены (ну, здесь особая любовно-коварно-детективная история по отъему собственной супруги у художника-соблазнителя) и купил их вместе с четырьмя его чудесными пейзажами. В 1936 году один из этих пейзажей Блох-Бауэр подарил венскому музею. Остальные пять работ находились в его особняке до того самого дня, когда их конфисковали нацисты. В 1925 году в возрасте 42 лет Адель заболела менингитом и умерла. Детей у нее не было. Перед смертью Адель попросила мужа передать, если, разумеется, он того сам пожелает, Австрийской национальной галерее картины, купленные им у Климта. Фердинанд ответил согласием, лишь оговорил, что сделает это позже, «когда настанет время». Похоронив жену, Фердинанд перевесил два ее портрета и пейзажи в специальную мемориальную комнату, которую приказал ежедневно украшать свежими цветами. Но в 1938 году Австрию аннексировали немцы, и сахарозаводчику-меценату пришлось спасаться бегством, бросив на произвол судьбы и бесценную коллекцию картин и антиквариата, и сахарный завод, и все свое огромное состояние. Он поселился в Чехословакии, а потом, когда немцами были захвачены Судеты, перебрался в Швейцарию. Оба его дома – в Вене и в Судетах – были конфискованы и разграблены.
В начале 1939 года группа нацистов и музейных чиновников собралась в венском доме Фердинанда Блох-Бауэра, чтобы произвести дележку ценностей. Знаменитая коллекция фарфора, насчитывавшая 400 единиц, была продана с молотка, некоторые предметы переехали на жительство в венские музеи. Часть картин австрийских мастеров XIX века перешла в собственность Адольфа Гитлера и Германа Геринга. Другие были закуплены для музея, который Гитлер планировал открыть в австрийском городе Линце. Эриху Фюреру, нацистскому адвокату, занимавшемуся ликвидацией состояния Блох-Бауэров, было позволено взять несколько картин себе… Австрийская художественная галерея также проявила интерес к картинам Климта и в конце концов получила три из них, включая портрет «Адель Блох-Бауэр». Один из пейзажей был приобретен венским магистратом, другой остался у Эриха Фюрера.
Фердинанд Блох-Бауэр умер в Швейцарии в ноябре 1945 года практически нищим, так и не получив обратно ничего из принадлежащего ему имущества и не сделав в завещании никаких специальных распоряжений (правовые акты, мотивированные нацистской идеологией, Австрия объявила недействительными только год спустя). Да и то, чем он мог тогда распоряжаться, все было разграблено, растащено.
Предсмертная просьба Адели так просьбой и осталась, решающей роли (на что уповала и ссылалась австрийская сторона) в последнем (американском) судебном разбирательстве она не сыграла. Юридически картины принадлежали Фердинанду.
В декабре 1937 года 21-летняя племянница Фердинанда Мария вышла замуж. Ее супругом стал младший брат австрийского короля мануфактуры Бернгарда Альтмана – Фриц Альтман. В качестве свадебного подарка Фердинанд преподнес племяннице бриллиантовое колье и серьги умершей жены. Ведь Мария приходилась родной племянницей также и Адели (ее сестра, мать Марии, была замужем за родным братом Фердинанда). Несколько месяцев спустя после свадьбы муж Марии попал в Дахау, а бриллиантовый комплект утонченной и изящной Адели Блох-Бауэр Герман Геринг подарил собственной жене (она даже как-то появилась в нем на публике).
Супругам Альтман волею обстоятельств удалось спастись, и в 1942 году они сумели перебраться в США. Конфискованный нацистами свадебный подарок вернулся к Марии Альтман в 1945 году. Позднее она сумела отобрать у австрийского правительства и некоторые предметы из коллекции фарфора Блох-Бауэров, и рисунки Климта, оцениваемые в миллион американских долларов. Возвращения пяти картин, среди которых был и портрет «Адель Блох-Бауэр», 92-летней племяннице пришлось ждать почти всю жизнь. Случилось это только благодаря закону о реституции, принятому в Австрии в 1998 году. Суть его в том, что наследники людей, пострадавших от фашистского режима (а в Австрии в большинстве своем это были, конечно, евреи), могли претендовать на возвращение любой их собственности, находящейся ныне в музеях и галереях страны. Следуя этому закону, Австрия вернула семейную коллекцию Ротшильдов стоимостью в 60 миллионов долларов. Потом настала очередь Блох-Бауэров.
Портрет Адели за 135 миллионов долларов купил Рональд Лаудер. Теперь «Woman in Gold» живет в его Новой галерее в Нью-Йорке (Museum For German And Austrian Art), и европейским любителям живописи Климта, для того чтобы увидеть оригинал, должно перелететь океан (насколько я помню, одним из условий сделки было то, что «Золотая Адель» так на приколе в этой галерее и останется).
Фелия Литвин: «Петь – значит жить»
Лучшие спектакли Метрополитен-оперы, так же как лучшие вокалисты, принимающие в них участие, всегда экстраординарны. Поэтому стоит ли удивляться, что сезон 2011–2012 годов прославленный американский театр открыл красивейшей оперой итальянского композитора Гаэтано Доницетти «Анна Болейн», в которой три главные партии были отданы представителям русской оперной школы – Анне Нетребко, Ильдару Абдразакову и Екатерине Губановой. Успех спектакля – это признают и критики, и рядовые зрители (во многих странах мира прямая трансляция оперы шла в кинотеатрах) – был ошеломляющим, а в этом году к мировому сообществу кинозрителей оперы присоединилась и Россия.
Участие русских артистов в проектах Метрополитен-оперы – явление сегодня уже настолько частое, что «русская линия» нуждается в каком-то более детальном ретроспективном анализе: а как все это начиналось?
Спросите любого небезразличного к оперному искусству человека, кто из русских певцов первым ступил на подмостки нью-йоркской Метрополитен-оперы, и в ответ, наверняка, услышите: «Федор Шаляпин». А еще более сведущие господа при этом уточнят: «Это было в ноябре 1907 года в опере «Фауст». И будут не правы. Потому что на самом деле первой на знаменитых американских подмостках появилась русская певица Фелия Литвин. И случилось это примечательное событие на десять лет раньше – в 1896 году. А дело было так: примадонна нью-йоркской Метрополитен-оперы, которая должна была петь партию Изольды в опере Вагнера «Тристан и Изольда», внезапно заболела, и директор театра Морис Грау, видимо с подачи братьев де Решке (Жан исполнял в спектакле партию Тристана, а Эдуард – короля Марка) предложил роль Валентины в опере «Гугеноты» Фелии Литвин.
Попадание оказалось стопроцентным: Литвин была именно что вагнеровской певицей, страстной почитательницей и исполнительницей его опер, она в полном смысле слова преклонялась перед композитором, идеально подходящим ей и по голосовым, и по внешним данным. Певица обожала вагнеровскую «божественную музыку, такую бурную, такую страстную, такую нежную, словно парящую в недосягаемых высотах, над незапятнанными снеговыми вершинами». Вот так и получилось, что вагнеровский спектакль с
