Шрифт:
Закладка:
– Нет никакой зависимости, – решительно возразила я. Понимая, что отрицать использование дурмана бессмысленно, я решила приуменьшить его значение: – Брошу, когда захочу.
– Так говорят все наркоманы, однако никогда не останавливаются.
– Я не наркоманка, вот доказательство! – схватив пузырек, я открыла окно и выбросила его за борт.
Моя мизансцена, казалось, не произвела впечатления на великана:
– Кто знает, может, вы прячете другую дозу в каюте?
Туше![154] Два пузырька уже спрятаны в моей котомке, рядом с «El Corazón». Это просто легкое лекарство, только чтобы преодолеть трудности на пути. Как только отправимся в Англию, он мне больше не понадобится. Однако не смею представить, что подумает первый лейтенант, если обнаружит мою котомку…
– Уверяю вас, я ничего не утаиваю, – я заставила себя невинно улыбнуться. – Во-первых, зачем мне настойка, если я собираюсь замуж за самого красивого жениха, которого можно себе представить?
– Настойка – тоже муж, – прорычал Гюннар. – Ревнивый любовник, требующий абсолютного подчинения от своей жертвы. Если однажды попробовали, то даже при конфискации всех запасов вы всегда отыщете возможность вернуться к ней. Единственный способ избавиться от нее – закрыть вас в такое место, где настойка будет не доступна для вас. Так я поступаю с аптекарем, когда он слишком увлекается своим собственным лекарством: запираю его на месяц в трюме. – Великан пронзил меня голубым льдом своих глаз цвета морей, которые бороздил на своем ледоколе. – При необходимости мы найдем время до свадьбы. Я мог бы посадить вас под замок в другую каюту, подальше от ваших вещей.
Я отметила, что тон лейтенанта не был угрожающим. Норвежец появился в каюте так внезапно вовсе не для того, чтобы осуждать меня… а чтобы помочь?
– Повторяю: я не страдаю никакими зависимостями, но премного благодарна за заботу. Правда.
– Это естественно. Вы скоро станете полноправным членом экипажа «Ураноса». Войдете в нашу большую семью.
Мне подумалось, что когда-то на берегах Бермуд Гюннар и его матросы китобойного судна превратились в морских разбойников. Фебюс говорил, что приемный отец вербовал уцелевших при кораблекрушениях. Этот случайный экипаж, объединивший полупреступников, полужертв, – и есть семья? Ну уж нет! У меня было две семьи: одна на плоскогорье Оверни, которую убили, другая – вынужденная жить тайно в подземелье Гранд Экюри.
– Это ведь вы, верно? – поинтересовалась я, повинуясь голосу интуиции. – Это вы побуждаете Фебюса принимать в вашу «большую» семью тех, кто просится.
Норвежец уставился в пустоту. Ранее его взор казался ясным блеском льдин, теперь же, пронзительный, как у альбатроса, он парил где-то высоко в небе.
– Верно. Таков кодекс у северных моряков, а до нас у древних викингов. В тех воинственных краях, откуда я родом, гостеприимство – не пустой звук, но предлагают его только раз. Османские рабы, английские вампиры останутся на борту своих кораблей до ночи летнего солнцестояния – свадьбы моего приемного сына. После им предстоит сделать выбор: присоединиться к «Ураносу» или покинуть плавучую цитадель как свободные люди на борту своих галер или корветов, чтобы отправиться туда, куда занесет их судьба.
Приемный сын… Впервые при мне Гюннар упомянул о своих отношениях с капитаном пиратов. Значит, он знал, что я в курсе. Но понимает ли великан истинную природу своего протеже? В памяти всплыло спектральное отражение властелина «Ураноса» в псише сокровищницы, которое перекликалось с моим призрачным отражением из кошмарного сна. Это мой последний до отъезда шанс узнать больше о Бледном Фебюсе… а значит, узнать больше о самой себе.
– Скажите, когда вы нашли ребенка на побережье, вы знали, кто он?
Норвежец несколько секунд молча рассматривал меня, будто оценивал – понимаю ли я то, о чем спрашиваю. В тишине слышались аккорды Больших Орга́нов: наверху, в донжоне, безумный музыкант играл, не останавливаясь, уже несколько часов.
– Существует старое понятие викингов, восходящее к заре времен, и к которому моряки севера до сих пор привязаны: «wyrd», судьба. Идея, согласно которой сумма всех наших действий в прошлом определяет наше будущее. Я долгое время охотился на китов и никогда не уставал от бойни: как только один улов был разделан и отправлен в сушильню, снова выходил в море, чтобы накормить мою деревню и да, чтобы обогатиться. Вместе с кровью китов я приобретал ценные вещи, как тот Складной Клавесин, что привез из Венеции, баловал себя изысками культуры, мечтал о ленивой утонченности юга, забывая, что я – северный варвар, убийца китов. Но «wyrd» настиг и меня. Способствуя исчезновению магических созданий, я вырыл собственную могилу: когда охота сошла на нет, обнаружил себя в изгнании на Бермудах.
Едва заметная тень пробежала по лицу великана. Чувство вины? Сожаления? Тоски? Впервые за грубой красотой скульптурного лица я увидела реальный возраст норвежца. Черты, выточенные ветрами и снегами, были испещрены морщинами усталости от бродячей жизни, от скитаний по чужим морям, далеким от родных мест.
– Однажды утром океан приготовил мне новый вызов, – продолжил Гюннар, вновь погружаясь в туман воспоминаний. – Не гигантского кита, а крошечного ребенка.
– Полагаете, что это океан породил Фебюса? Что именно в его глубинах он приобрел сверхъестественный холод и демоническую власть, способную вызывать ураганы?
– Фебюс не только вызывает ураганы: он сам – человек-ураган, – сила природы, такая же, как киты. Не стоит осуждать природу, называя ее демонической: с ней или борются, или принимают, как я девятнадцать лет назад принял Сироту, выброшенного на побережье. Если тропические ураганы и разрушают все на своем пути, то после прохождения предлагают возможность отстроиться на новом фундаменте.
Такое видение мира насторожило меня. Сначала крушение, потом построение – таков проект Фронды.
– Новые фундаменты, о которых вы говорите, могли бы простираться за пределами Глаза урагана?
– Они уже тянутся вдоль Антильских островов. Карты перетасованы с тех пор, как «Уранос» пересек эту часть земного шара. Гегемония колониальных держав побита. Атлантика ищет новый «wyrd».
– Слышала, что иные силы, помимо ураганов, добиваются дестабилизации господства европейцев. Мне говорили о Народной Фронде.
Гюннар раздраженно пожал плечами:
– Фронда – лишь маленькая сила в этом грандиозном перевороте. Едва заметный бриз посреди яростной бури. Разрозненные группы, сплоченность которых еще предстоит доказать. Я предсказываю фрондерам такую же судьбу, что и «Береговому братству». Они раздробятся, даже если считают себя мятежниками, потому что брошены в ту же гонку, что и их враги: в захват власти.
Да, но ради людей, а не ради личной выгоды, в этом все отличие! – хотелось мне возразить. Однако я промолчала, чувствуя, что Гюннар не готов сейчас слышать мои аргументы.
