— Благодарю, добрые воины, за вашу доблесть и силу. Я надеюсь, что вы останетесь погостить на эти семь дней, отдохнете как следует, залечите раны. Наша серебряная вода благословлена богиней Орсой и очень полезна для восстановления сил. И чтобы ваш отдых проходил без лишних сомнений и волнений, обещанную плату я отдам сейчас.

Сакравор уже успел принести небольшой, но тяжелый сундук, доверху набитый разномастными серебряными монетами, кольцами и цепями. Сигарр подозвал хёвдинга Сигурда и аккуратно передал ему приличную кучу серебра. Этот хирд понес самые большие потери и уменьшился на треть. Затем заплатил Орму и его хирду, мы прибыли последними и плату получили тоже последними.

Альрик еле слышно сказал:

— Тут больше договоренного.

— Я плачу тем, кого нанял, а не тем, кто вернулся, — так же тихо ответил Сигарр.

После этого вся женская орда нахлынула на нас, подхватила, закружила и отволокла в дом. Внутри зал был разделен тонкими перегородками на небольшие комнатушки, я даже не успел разглядеть, что там и как, как тут же оказался раздетым до исподнего, а древняя позеленевшая от старости бабка тыкала когтистым пальцем мне в живот. Я взвыл от боли и посмотрел вниз. Ребра были разукрашены разноцветными пятнами, и только тогда я понял, что мне больно дышать. На животе багровый подтек. Руки-ноги тоже покрыты ссадинами и синяками. И это я еще не видел свое лицо, тоже изрядно расцвеченное и опухшее на одну сторону.

— Этого в баню, много жара не надо, не парить, не прогревать. Грязь соскребите, и пусть отлежится, — приказала бабка.

После мытья меня привели обратно, намазали десятком разных вонючих смесей, часть из них влили в глотку, я ими радостно проблевался. Затем уложили на лавку, накрыли полотном, также пропитанным полезным травяным раствором. И я уснул.

Проснулся от гомона и хохота. Вихрастый белесый ребенок увидел, что я открыл глаза, подпрыгнул и умчался прочь, вместо него пришла девушка, протянула штаны, портки, рубаху и мою кожаную куртку, отмытую и начищенную. Я быстренько натянул одежду, морщась от боли, простреливающей то тут, то там, и вышел в общий зал. А там…

Все комнатушки были сделаны лишь с одной стороны дома, там и помещались лишь две небольших лавки. На другой стороне дома были выставлены кругом ткацкие станки, после них шли прялки с веретенами, потом стопками лежали выделанные кожи и шкуры. Бочки и сундуки, покрытые грубой холстиной, стояли подле широких лавок, на которых бок о бок могли улечься три-четыре человека. Стены украшены потемневшими от дыма гобеленами, завешаны шкурами, над лавками висели полки с утварью. Я приметил помимо основных дверей еще четыре боковых, и судя по запаху, ближайшая из них вела в птичник. Это был не дом. Это действительно было огромное поселение под одной крышей, и тут могли жить одновременно две-три сотни человек.

В дальней от меня половине дома стоял длинный широкий стол, за которым уместились все воины: и наемники, и местные, девушки суетились, разнося угощение и выпивку, и судя по хохоту, пир начался не только что.

Я, кряхтя, подошел к столу, там сноульверы быстро отыскали мне местечко, накидали на блюдо мяса с сыром, всучили в руки рог с пивом, но от одного лишь запаха у меня скрутило живот. Та же девушка, что передала одежду, поставила передо мной отдельный кувшин с кружкой и шепнула на ухо, что это целебная вода из серебряного источника, и мне можно пить только ее и больше ничего. «Иначе, — добавила она, — потом всю жизнь не сможешь есть ничего, кроме протертых каш».

Так что я сидел среди пьющих и жующих собратьев и потягивал с тоской водичку из кувшина, потом подошел и Тулле с перемотанной головой, его глаза были красными и опухшими, ему также всучили кувшинчик и наказали не пить ничего крепче воды.

— Мы изрядно порадовали Фомрира, пополнили его дружину своими и чужими. Так восславим же его! Дранк! — крикнул лучник из дружины Орма.

— Дранк! Дранк!

Тулле кривился от громких воплей. Я похлопал его по плечу, мол, держись.

Тут поднялся Снежный Хвит, и сноульверы притихли в ожидании: что захочет поведать наш скальд? Опозорится ли он висой на потеху народу или все же побалует рассказом?

— Каждый воин любит два дела, — начал он речь, и от звуков его глубокого мягкого голоса умолкли даже самые лютые пьяницы на дальнем конце стола, — совершать подвиги и рассказывать о них.

— Я еще и выпить люблю! — добавил кто-то со стороны.

— Да и баб тоже.

Хвит улыбнулся.

— Хвастать подвигами сейчас не след, ведь мы все бились рядом друг с другом, знаем отвагу каждого, кто сидит здесь или остался лежать там. Потому пусть за этим щедрым хлебосольным столом прозвучат речи о подвигах Фомрира, нашего покровителя. Порадуем его уши!

— Да! — Давай! — Начинай! — Что-нибудь веселое!

— Во время ночного сражения мне проткнули спину, но четвертая руна, подаренная Фомриром, излечила меня! В его честь я хочу поведать вам, как Фомрир хотел порадовать отца.

Я устроился поудобнее, глотнул водицы и приготовился слушать. Уж больно красиво получалось у Хвита пересказывать истории о богах, будто своими глазами это видишь.

— Как-то раз Фомрир решил, что негоже отцу его пешком ходить, пока Фольси верхом на быке по полям разъезжает. Решил он Скириру верховое животное в дар поднести. Обыскал Фомрир девять раз по девять гор и нашел там барана круторогого — Кольги перворождённого. Крепко взялся он за витые рога барана, вскочил на него верхом, чтобы объездить, но застонал Кольги от тяжести, переломился пополам под задницей бога.

Вздохнул печально Фомрир-воин и дальше искать зверя пошёл. Обыскал он девять раз по девять лесов и нашёл Кумри-оленя, догнал и, схватив его за рога, наземь поверг. Взгромоздился грозный бог на Кумри-оленя, и в тот же миг умер от тяжести перворождённый олень.

Долго бродил в поисках достойного ездового зверя Фомрир. Обошел он девять раз по девять полей, пока не встретил Кольпи-коня. Грива его была что золотая река, шкура — что поле пшеничное, копыта его размером с дом. Подошёл к нему Фомрир и только хотел за гриву схватить, как тут же получил копытом в лоб. Три дня летел Фомрир после удара и, лишь разбив спиной скалу, сумел остановиться.

Делать нечего, пошёл Фомрир по следу Кольпи и, встретив его, вновь изловить попытался. Быстрее зимнего ветра и солнечного луча мчался Кольпи, выбивая копытами русло новой реки, за ним мчался Фомрир, с трудом держась за легконогим скакуном. Если б не трещина, что появилась в копыте у Кольпи после удара по Фомриру, вовек бы ему не догнать коня, но на исходе третьего дня на побережье настиг Кольпи бог и, навернув длинную гриву на кулак, вскочил ему на спину. Не дрогнул Кольпи под весом Фомрира, лишь всхрапнув, помчался он вскачь. На шум повылазили твари морские. Фомрир выхватил меч и в битву вступил. Сам разил мечом тварей, а Кольпи побивал их копытом. От их жара их битвы дрожала земля и вскипало море, сильные удары меча рассекали не только чудовищ, но и саму сушу. Так возникли узкие извилистые фьорды. А мощные копыта Кольпи вытоптали бухты. Трижды вокруг земель обскакали конь и всадник его, в битве великой вместе сразились и победили.