Эмансипор Риз сидел напротив Корбала Броша, глядя, как рослый здоровяк слизывает глазурь с одного из творений Бошелена. В животе у него забурчало, а потом забулькало.

— Кто бы мог подумать, что вы любите сладкое, — заметил Риз.

Корбал в ответ лишь моргнул и промолчал.

В дальнем конце обеденного зала поднялась какая-то суматоха, а затем на фоне топота сапог, вздохов, шепотов и стонов вновь появился Бошелен. За ним шли женщина и трое мужчин, которые несли четвертого: из бедра его торчал массивный меч, а другой воткнулся под мышку. Забинтованное тело было забрызгано кровью.

Эмансипор ткнул пальцем в одного из мужчин, помогавших уложить своего неудачливого товарища на близлежащую скамью.

— Ты был на «Солнечном локоне», — сказал он. — Возглавлял атаку на корабль Певунов во время спаривания с дхэнраби, сражения и прочего. Потом ты украл их шлюпку и сбежал.

Тот злобно глянул на него:

— Угу, Манси. Я Хек Урс. А это остальные из отряда капитана Сатер. Они преследовали нас от самого Стратема.

— Какая преданность, — проговорил Бошелен, снова садясь. — Корбал, друг мой, не окажешь мне любезность? Этот несчастный раненый нуждается в исцелении.

При этих его словах забинтованный внезапно сел.

— Нет! — крикнул он. — Мне уже лучше!

Положив полностью очищенное от глазури печенье на стол, Корбал встал и подошел к раненому, изо всех сил пытавшемуся отстраниться. Когда Корбал выдернул меч из его бедра, бедняга лишился чувств, так что извлечь меч из-под мышки оказалось намного проще. С лязгом бросив оружие на пол, Корбал Брош начал разматывать промокшие бинты.

Поняв, что на все это потребуется время, Эмансипор встал и потянулся было через стол к оставленному Корбалом печенью, но Бошелен шлепнул его по руке:

— Ну-ну, Риз, что я вам говорил?

Осторожно взяв одинокую печенюшку, Бошелен спрятал ее в карман под плащом, но Эмансипор успел заметить вырезанный на лакомстве узор.

Откуда-то снизу донесся долгий, протяжный вопль.

Солдаты вздрогнули.

— Это наверняка наш гостеприимный хозяин, — улыбнулся Бошелен. — Полагаю, пытает узников в подземелье. Однако, заверяю вас, он скоро к нам присоединится, чтобы отведать моей выпечки.

— Наверняка Клыкозуб захочет, чтобы кто-то сперва ее попробовал, — предположил Риз, откидываясь на стуле и беря кубок с вином.

— Искренне в этом сомневаюсь, — ответил Бошелен. — Повелитель Клыкозуб не может обойтись без бравады, в чем мы вскоре убедимся. Так или иначе, его дегустатором буду я.

— Но с вашей неуязвимостью к яду, хозяин…

— Уверяю вас, любезный Риз, на сей раз обойдется без яда.

— Зачем тогда те узоры под глазурью, хозяин?

— Мой личный знак, Риз, — надеюсь, он таковым и останется. А теперь, хотя я пока что и не здешний повелитель, позвольте мне сыграть роль гостеприимного хозяина. — Бошелен указал худой бледной рукой на блюдо с грудой печенья. — Угощайтесь, господа, прошу вас.

— Нам вполне хватит и вина, спасибо, — фыркнула женщина. — Нет, Хек, давай уж без глупостей. Только вино.

Бошелен пожал плечами:

— Как пожелаете. Естественно, кто-либо не столь достойный, как я, мог бы и обидеться, учитывая все мои усилия на кухне и прочее.

— Вам не позавидуешь, — заявила женщина со всей прямотой банкира. — Хек говорил нам насчет возмещения ущерба. За ранения и прочее. К тому же еще остается открытым вопрос о нашей доле в добыче из Побора, которую нам обещала Сатер.

— Ах да, — кивнул Бошелен, потягивая вино, — конечно. Вы ведь совершили свое впечатляющее, хотя и несколько неразумное путешествие через целый океан исключительно ради денег. Воистину, в нас пробуждает самые низменные стремления инстинктивное желание… собственно, чего? Безопасности? Стабильности? Материальных благ? Статуса? Наверняка всего вышеперечисленного, в разных пропорциях. Если бы собаки понимали цену золота и серебра, они, вне всякого сомнения, ничем бы не отличались от любого из находящихся здесь. Естественно, за исключением меня и Корбала Броша, ведь богатство для нас — лишь средство для достижения цели, не говоря уже о том, что мы в полной мере осознаем, насколько эфемерна его ценность. — Он улыбнулся женщине и поднял кубок. — Можно ли назвать деньги и воровство неразлучными влюбленными? Двумя сторонами одного жалкого куска металла? Или алчность существует сама по себе, не находя в золоте и серебре ничего, помимо красивых символов присущей ей корысти? Склонны ли мы к накопительству по своей природе? Вкладываем ли мы средства в груды монет с мыслью о неведомом и непредсказуемом будущем, надеясь изменить судьбу? Хотим ли мы превратить нашу жизнь в устланное мягкими подушками ложе, теплое и надежное, и встретить свой прекрасный конец — раз уж он неизбежен — в той же постели? Что ж…

Женщина повернулась к Эмансипору:

— Он всегда такой? — Не ожидая ответа, она снова взглянула на Бошелена. — Ладно, давай уже закругляйся, выкладывай нашу долю, и мы уйдем восвояси.

— Увы, — сказал Бошелен, — мы ею не располагаем. Как я понимаю, бо`льшая часть сокровищ находится под остовом «Солнечного локона». Так что можете забрать его целиком.

— Если тот мародер его уже не забрал, — проворчал Эмансипор.

— Сомневаюсь, любезный Риз, учитывая ненастную погоду. Но местное население, которое живет с остатков кораблекрушений, естественно, станет оспаривать ваши действия и заявит свои права на означенное богатство.

— Прекрасно, — усмехнулась Подлянка. — Пусть только попробуют.

Бошелен пристально посмотрел на нее.

— Боюсь, — сказал он, — вы нисколько меня не заинтриговали, сударыня, что печально, ибо вы довольно-таки привлекательны, но с таким тоном и выражением лица вы скоро лишитесь всяческой красоты. Очень жаль.

Подлянка яростно уставилась на него, а затем снова сгорбилась в кресле и, достав нож, начала подрезать ногти.

— Что, теперь уже переходим к оскорблениям?

— Прошу прощения, — произнес Бошелен, — если из-за отсутствия какого-либо интереса с моей стороны вы почувствовали себя оскорбленной.

— Уж точно не хуже, чем почувствуешь себя ты с перерезанной глоткой.

— Ого, мы уже опускаемся до угроз?

Корбал Брош вернулся к столу, сел и огляделся в поисках своего печенья. Нахмурившись, он потянулся еще к одному.

— Друг мой, — обратился к нему Бошелен, — я бы попросил тебя пока воздержаться.

— Но я люблю глазурь, Бошелен. Она мне нравится. Я хочу полакомиться.

— Тебя ждет в кухне целая миска, я велел Ризу приготовить вдвое больше необходимого, зная о твоих пристрастиях. Так ведь, любезный Риз?

— Угу, хозяин, там в кухне еще осталось полмиски. Растертый в пудру сахарный тростник, умеренно очищенный и с добавлением меда. Думаю, все уже остыло.

Улыбнувшись, Корбал Брош встал и покинул обеденный зал.

Взглянув